ЗА БЕДНОГО "ДВОЕЧНИКА" ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО!

  Если, например, химик получает новое соединение, это не значит, что он совершает научное открытие – таковым оно станет, если этот химик (или кто-то поумнее его) увидит в полученном результате необычное явление и выразит в словах его суть и значение. Иными словами, развитие точных наук всегда ограничено гуманитарным потенциалом исследователей. Слово «гуманитарный» содержит корневую семантику «способный выражать свои мысли, говорить понятно». Биолог Питер Медовар, когда его спросили, за что он получил Нобелевскую премию, так и сказал: я ничего не открыл, я просто назвал словом «толерантность» (исходно «веротерпимость») давно и хорошо известное в медицине явление.

  Тем более удивителен продолжающийся в российских школах раздел старшеклассников на «гуманитариев» и «математиков». Когда-нибудь мы будем смеяться над этим поистине средневековым подходом к идентификации учащихся, а пока пожинаем его плоды: в нашем родном «среднем» образовании процветает сегрегация в отношении «отстающих» и прочих «белых ворон». Ведь классы «математиков» стали наполнять ладные да складные отличники с хорошистами, а все прочие теперь сливаются в «гуманитарные» отстойники. Для них даже приготовлена специальная – ослабленная программа обучения. Если бы в старые времена двоечников отсаживали на обучение по «облегченной» программе, то нам вряд ли были бы известны такие имена как Вольтер, Ньютон, Бисмарк, Наполеон, Скотт, Бетховен, Моцарт, Паганини, Дюма, Золя, Дарвин, Кюри, Линней, Эдисон, Эйнштейн, Линкольн, Черчилль, Леннон, Гейтс, Шварценнеггер, Пушкин, Толстой, Островский, Чехов, Бунин, Менделеев, Королев, Тарковский… Эти гении не сумели бы внести свой вклад в развитие человечества, потому что в школьные годы тоже были большой проблемой для своих учителей. Они были двоечниками.

  Почему же тогда они стали великими людьми?

  Оказывается, для будущего их хранила уже порядком забытая в России система школьного образования, которая была сосредоточена не на учительском самолюбовании («я двадцать лет отдала школе»), а на самих школярах – в том числе и «отстающих», которым, несмотря на розги, разрешалось оставаться самими собой.

  Про всех сказать не могу, а например, про Антошу Чехова известно, что тот оставался на второй год в третьем и пятом классах, и при этом не был отбракован из гимназии. За ним «по большинству голосов» упрямо сохранялось право на инакость. Митю Менделеева совет гимназии тоже «за уши» тянул из класса в класс, не позволяя будущему великому ученому оказаться в положении изгоя. Возможно, именно эта, не подорванная никем вера в себя, позволила ученому поверить в собственный сон (так родилась знаменитая таблица химических элементов). А про Сережу Королева, «оживавшего» только на уроках труда, и вовсе говорить не приходиться. С точки зрения современных идеологов школьного образования, перед будущим главным ракетным конструктором СССР лежала одна дорога – в ГПТУ (в советские годы эта аббревиатура расшифровывалась как Господи Помоги Тупому Устроиться).

  Да и много ли гениев, которые в школьные годы нравились учителям? Надо понимать, что великие люди нередко еще при жизни попадают в учебники и энциклопедии, и поэтому вынуждены скрывать свое «трудное» школьное прошлое. Так сказать, из педагогических соображений. Не от этих ли парадных биографий и пошло поветрие, что гений – это всегда бывший «хороший ученик»?

  Мы настолько поверили в эту чушь, что устроили вселенское гонение на лохматых двоечников. Мы даже не заметили, как оказались у разбитого корыта. Ведь мы проиграли нашему традиционному сопернику США почти по всем наиболее актуальным направлениям науки и техники! Ни смартфона, ни компьютера, ни двигателя, ни телевизора, ни утюга, которые бы имели российское происхождение, вы не найдете. Продолжая воспевать «лучшую в мире систему образования», мы довели соотношение нобелевских лауреатов по обе стороны океана до оскорбительных значений (до 2013 года в США нобелевских лауреатов было 326, а в России и СССР – 16). Мы даже умудрились частично потерять суверенитет собственного государства, потому что состав руководства позднего СССР мог служить иллюстрацией для сборника статей о клиническом кретинизме.

  Почему же губительная система школьного образования продолжает жить и даже усиливает свои позиции?

  На мой взгляд, ответ надо искать в явлении, которое можно было бы назвать «учительский конформизм». Это когда преподаватель, не получая нормальной зарплаты, компенсирует ущерб своему достоинству положительными эмоциями, которые получает от работы. Мне кажется, отсюда и культ «отличника». Ведь подростки, что учатся на «четверки» и «пятерки» - это хваткие, гармоничные ребята, природные коммуникаторы. Они – любимцы своих учителей, потому что с ними легко! Как легко скульптору делать изваяния из глины или гипса. Не случайно считается, что из «отличников» выходят отличные менеджеры и банкиры.

  Но это же «офисный планктон»!

  Титаны делаются из другого материала. Гранит и мрамор – вот чем являются те подростки, чье развитие похоже на развитие великих людей в этом же возрасте. Они так же как знаменитые гении рассеяны, упрямы, конфликтны. В советских школах их клеймили позором, а сегодня их уже открыто гонят в дверь или просто сажают в «гуманитарные» садки, чтобы не мешали наслаждаться жизнью. Если называть вещи своими именами, мы имеем дело с диверсией, направленной на уничтожение той интеллектуальной элиты, которую бы мы хотели завтра видеть у руля страны.

  Не будет у руля России никого, кто не выглядел бы идиотом, если мы не пресечем этот шабаш! Я обращаюсь к директорам школ: не берите грех на душу, закрываете «гуманитарные» классы своей волей! «Двоечнику» надо вернуть право на инакость, а значит, надо с ним мучиться! Да, трудно… Зато есть шанс выиграть лотерею, где главным призом является медная табличка с надписью типа: «Здесь учился Томас Эдисон». Согласитесь, неплохое вознаграждение! Хотя, говорят, Эдисон любил повторять, что не смог бы стать изобретателем, если бы хорошо учился в школе. О взаимосвязи плохого образования и хороших исследовательских результатах есть высказывания и у Эйнштейна и у других великих.

  Так, может быть, мы и вправду слишком серьезно относимся к «школьным годам, чудесным»?

Федор ГРИГОРЬЕВ

НОВОСИБИРСК