Виталий МУХА: "Стране и партии очень не повезло с Горбачевым! Жаль, что ни страна, ни партия вовремя этого не поняли..."

  Вот и наступил очередной юбилей Михаила Сергеевича Горбачева! Все прогрессивное человечество и по сей день спорит о том, пользу или вред принес Отечеству этот руководитель, объединивший Германию и разрушивший СССР. Все больше становится людей, и при СССР-то сознательной жизнью не живших, но с достоинством на эту тему сегодня рассуждающих. Все меньше становится тех, у кого на глазах все это происходило. И уж совсем мало остается свидетелей того, что творилось в перестройку за стенами Кремля и на Старой площади. Вот и бывший губернатор Новосибирской области Виталий Петрович МУХА, бывший членом ЦК КПСС и первым секретарем обкома партии при Горбачеве, тоже ушел одиннадцать лет назад...  

  Но, по счастью, практически перед своей кончиной он успел надиктовать книгу воспоминаний. Отрывок из неё, касающийся Горбачева, мы сегодня и публикуем...

 

  Так сложилось, что моя партийная работа того периода делилась как бы на два измерения. Одно измерение – здесь, в области, в нем жилось просто и ясно: есть задачи, которые надо решать, и мы их решали, как бы ни тяжело это было на практике. И второе измерение, в котором было ничего не ясно, - это события в Москве, все, что касалось будущего Коммунистической партии Советского Союза и политики Горбачева.

  Неясности этого калибра начались для меня почти сразу после пленума обкома, избравшего меня первым секретарем. По существовавшей процедуре вхождения в должность первый секретарь обкома после избрания на пленуме должен был пройти утверждение в ЦК КПСС. Перед утверждением я проходил собеседование в идеологическом отделе ЦК. Один из клерков Разумовского принялся со мной беседовать:

  - Вообще-то, знаете, ваша кандидатура нас не очень устраивает…

  - Раз так, - говорю, - могу снова на завод! Я этого дела еще не позабыл!

  - Да нет, вы не так поняли… Мы думали, что изберут гуманитария…

  - Что ж я могу поделать? Люди решили избрать меня!

  - Ну, хорошо! А какие книги вы читаете?

  Тут я уже начал злиться:

  - Детективы я читаю! И указания ЦК!.. Это у меня - настольная литература…

  - А в кино, в театры вы ходите? Вот, к примеру, какой последний фильм вы видели?

  Меня окончательно зло взяло. Я выпалил:

  - «Свинарка и пастух»!!!

  - Чего вы кипятитесь? – усмехнулся он.

  - А что вы меня проверяете, как школяра?! Вы мое личное дело видели? У меня одни пятерки в аттестате и по литературе, и по всем остальным предметам! Вот, давайте, лучше я вам вопрос задам… Скажите мне, как трактует образ Владимира Ильича Ленина Максим Горький в романе «Жизнь Клима Самгина»?! – наверное, в этот момент у меня уж очень злое лицо было – испугался клерк:

  - Что-что?..

  - Не читали? А других экзаменовать беретесь! Запомните на будущее: образ Ленина в романе Максима Горького «Жизнь Клима Самгина» запечатлен лишь в одном месте – в четвертом томе на последней странице: когда Клим приходит на Финляндский вокзал, Ильич там с броневика ораторствует…

  Молчит мой клерк, как воды в рот набрал. А я ему поддаю жару:

  - Мы можем с вами, конечно, интересно побеседовать об искусстве, о литературе! Но я, вообще-то, пришел сюда совсем по другим делам: вот положение дел в Новосибирской области! Вот цифры роста областной партийной организации! Как видите, сложно у нас с ростом партийной организации нынче! Почему-то люди, которых мы зовем, не хотят идти в партию. А те, которые спят и видят себя в партии, партии сегодня не нужны! Вот, над чем мы должны сегодня с вами голову ломать!! А вы мне – о кино, о литературе… Не устраиваю я вас, ну и не надо!!!

  Жесткий получился у меня с ним разговор, тяжелый. Но время все расставляет на свои места… Как потом выяснилось, все правильно я тогда говорил – не о том, о чем требовала задумываться жизнь, думали в горбачевском ЦК!

  На Старой площади я был белой вороной. Стоило любому нормальному человеку прийти в Центральный Комитет КПСС перестроечной поры, как тебя начинало мучить постоянное, не проходящее ощущение, что люди здесь занимаются пустой тратой времени.

  Помню, собрал нас Горбачев. Вроде как планы на очередную пятилетку обсуждать… Доклад делал Абалкин. Я серьезно настроился на деловой разговор. «Наконец-то, – думаю, - услышим здесь хоть что-то дельное! Не о театре и литературе…» Слушаю… Слышу, что-то не то! Не о деле разговор! Глянул на руки академика нашего – а у него там вместо доклада какая-то бумажка туалетная, на которой что-то в спешке накорябано… Он в нее и не заглядывает. Руками только водит и рассуждает: как всем надо перестроиться, двинуться всем, потом подвинуться…

  А я все никак не пойму, то ли уже у нас началось заседание, то ли это нас Абалкин для разгона разогревает. Оказалось, все на полном серьезе! И так по-менторски, с пренебрежением к присутствующим. Мы шли на это совещание с целью обменяться мнениями об экономической ситуации в стране. И мы увидели, что Абалкина наше мнение вовсе не интересует. Да и Горбачева, оказывается, тоже! В президиуме сидит Яковлев, другие секретари ЦК, но и они тоже лишь краем уха слушают нас грешных, им до лампочки, с какими проблемами мы в Москву приехали. Мы, рабочие лошадки из регионов, оказывается, были лишь каким-то фоном там, на этом их совещании! Да и само совещание, если исходить из истинного смысла этого слова, является показухой. Этакая показная демократия с целью сделать вид, что они с нами тут советуются. Я сидел-сидел, не выдержал! Взял слово. Говорю:

  - Что-то я не пойму вас, товарищ Абалкин! Перестраиваться, наверное, надо, но вы-то нас всех, представителей регионов, тут под одну гребеночку подстригаете, а ведь стартовые условия у нас разные! У вас в Средней полосе России все дешевле, у нас в Сибири – все дороже. Нам намного труднее перестраиваться!

  - А вы кто такой? – побагровел Абалкин.

  - Я - член Центрального Комитета партии, первый секретарь Новосибирского обкома Муха! А вы, позвольте узнать?

  - Я академик…

  Ну, я и врезал этому академику! Вразнос пошел! Почти все, что наболело, сказал. Сказал, что в Сибири партия занимается конкретными делами, но почему-то я этих дел не вижу здесь, в Москве… Присутствующие на меня смотрят, раскрыв рты. Среди первых секретарей кто-то из-под стола большой палец показывает, а кто-то – указательным у виска крутит. Абалкин пятнами покрылся. Я вижу, у Горбачева вдруг руки затряслись, он зашарил по списку приглашенных пальцем – ищет, как там меня по имени-отчеству… Нашел:

  - Виталий Петрович, речь ведь не о том, что не надо делать конкретных дел, а о том… И как понес! Как всегда, надолго и ни о чем. Он вообще особенно отличался словоблудием! В ЦК в этом плане его никто перещеголять не мог. Сядешь, бывало поначалу, на пленуме с блокнотом в руках, думаешь, запишу за Горбачевым что-нибудь дельное. Через два часа Горбачев идет с трибуны в президиум, ты – глядь в блокнот! – а ничего дельного-то и не записалось!.. Я очень неприязненно относился ко всему этому. И не скрывал того. Говорю же – был белой вороной. От меня всегда там ожидали чего-нибудь в их понимании не очень хорошего, боялись, что я вновь что-нибудь выкину. А это очень опасно, когда тебя начинают бояться в аппарате ЦК! Как только начинают бояться, тут же начинают и ненавидеть. Я, правда, отвечал им тем же… При моем характере это сквозило постоянно на всех пленумах, совещаниях, заседаниях. Да и как было можно терпеть все, что в то время происходило в верхушке партии? Судьбы державы, ее экономику, вопросы, «куда ж нам плыть?» принимались обсуждать люди, в большинстве своем ни шиша не понимающие ни в промышленности, ни в экономике, ни в том же сельском хозяйстве. Этакие Швондеры, с той лишь разницей, что Швондеры вместо чистки клозетов вечерами хором пели на собраниях, а эти – рассуждали на общие темы, хотя, если говорить откровенно, пойди они и почисти любой московский общественный клозет времен перестройки – пользы от них московскому обществу и Советскому Союзу в целом было бы гораздо больше.

  Мне, привыкшему к конкретной верстке планов, к четким формулировкам поставленных задач, было до тошноты тяжело слушать ту ахинею, которую несли перестройщики из горбачевского ЦК КПСС. Я, начитавшийся в перестройку о том, как стране и партии в свое время не повезло с Брежневым, став членом ЦК, отчетливо понял, что вовсе не с Леонидом Ильичом нам не повезло. Стране и партии очень не повезло с Горбачевым! Жаль, что ни страна, ни партия вовремя этого не поняли. А когда поняли – было уже поздно.

  Справедливости ради скажу, что, говоря «горбачевский ЦК КПСС», я имею ввиду лишь отделы, занимавшиеся политикой и идеологией. Как генеральный директор «Сибсельмаша» я очень тесно в свое время общался с сотрудниками оборонного отдела ЦК. Здесь, конечно, работали трудяги! Зубры работали здесь, у которых каждое слово было – золото! Эти не говорили – эти гвозди вбивали. И каждый их гвоздь был на благо Отечества! Люди колоссальнейшего опыта, они не были нахватавшимися верхушек партийными функционерами. Это были ученые. Доктора наук, академики! Они видели тебя сразу всего и насквозь! По сути дела, оборонный и подобные ему отделы - это была половина аппарата ЦК, которая, действительно, выполняла то, что было записано в Конституции СССР – осуществляла руководящую и направляющую роль коммунистической партии. Одно дело – выдумывать и провозглашать лозунги, проводить в массы марксистскую идеологию – и совсем другое – ковать оборонный щит государства или укреплять экономику страны.

  Я продолжал работать так, как меня всю жизнь учили: намечена цель, надо достичь ее. Поставлен конкретный план – он должен быть выполнен. И работяги из «прикладных» отделов ЦК работали также. Ведь ни для кого не секрет, что все планы экономического развития страны после Госплана СССР тщательнейшим образом анализировались и корректировались в аппарате ЦК, прежде чем выносились на утверждение Верховным Советом СССР. А это была, мягко говоря, не очень простая работа. И эту работу выполняла так называемая «черная кость» аппарата ЦК КПСС.

  Очень большой бедой для партии и страны было то, что бал правила «белая каста» идеологов.

  Трусость, легковесность, постоянная недосказанность, двуличие – отличительные черты тогдашних руководителей Союза ССР. Возьмите хотя бы решение о разделении властей! Пришла вам мысль разделить власть – так давайте разделять и работать дальше! Одни – партия – занимаются идеологией, другие - исполнительная власть – хозяйственными вопросами. Все четко и ясно! Но – нет! Если смелость города берет, как поется в известной песне, то трусость их разрушает до основания. Трусость ставила перед верхушкой вопрос: кем при таком четком разграничении властей быть Горбачеву? Как исхитриться не упустить из своих рук и политическое руководство, и влияние на финансово-экономическое положение страны? Горбачеву надо было убрать центр тяжести государственной власти из-под контроля коммунистической партии, и в то же время не остаться без рычагов воздействия на ситуацию. Для этой цели выдумали законодательного уродца: совмещение должностей первого секретаря обкома партии и председателя Совета. Ну, выдумали, и выдумали! Совмещайте же, и дайте людям дальше приносить пользу стране! Нет – и тут трусость, и тут сопливость - разослали формулировочку: «рекомендовать совмещать»! Что может быть вообще абсурднее!

  А Горбачев… Это как в каком-то детском кино – помните! – король был одновременно и главным прокурором, и главным судьей, и главным адвокатом. Такой же анекдот был с Горбачевым… Гнилость, двоякость, сидение на двух стульях руководства страны приводили к тому, что трезвомыслящие люди начинали потешаться над кремлевскими перестроечниками. Вы только вдумайтесь в этот посыл: мы – за народ, а народ требует убрать из Конституции СССР руководящую и направляющую роль партии, но мы ее пока далеко убирать не будем – вдруг еще пригодится! – пускай секретари партийных комитетов побудут какое-то время председателями Советов. А там посмотрим! Все это было бы смешно, если бы не было так тревожно. Куда было еще смотреть?! Верхушка, почти не таясь, готовила развал государства. Это чувствовалось. Мы с некоторыми первыми секретарями, как могли, противостояли этому. Но первые секретари тоже были разные. Были лизоблюды, откровенные холуи, были выжидальщики – а что из этого всего получится? – были такие, как Ельцин, озабоченные лишь своим собственным имиджем… Разные были люди. И монолитность в Центральном Комитете демонстрировалась только, видимо, в том случае, когда во всём в стране была монолитность. А если верхушка начинала действовать по принципу «ни вашим, ни нашим», то и среди членов ЦК находились те, кто нос ориентировал по ветру. На одном из Пленумов ЦК мы начали жестко ставить вопрос об отстранении Горбачева. Тут он и показал себя: говорит, я за кресло Генерального Секретаря ЦК не держусь, я теперь – Президент СССР, хотите – освобождайте меня, хотите – нет! «Ах, так! – вскинулись секретари, и я в том числе. – Тогда давайте голосовать!»

  И тут началось… Один выступающий, другой… Выяснилось, что кроме Горбачева пост Генерального Секретаря занять некому. Все спустили на тормозах. И разъехались по регионам… В результате получили то, что получили.

  Не один я чувствовал недоверие к верховной власти в то время. Практически вся страна это недоверие ощущала. Народ изголодался по руководителям, которым мог бы доверять. Этот дефицит доверия к власти и вынес на гребень российского политического Олимпа Ельцина, сделав его председателем Верховного Совета РСФСР. Если кто-то сегодня думает, что Ельцин стал тем, кем он стал, вопреки стараниям Горбачева, он ошибается. Только благодаря Горбачеву Ельцин был воспринят Россией как альтернатива болтунам, как потенциальный руководитель, которому можно доверять. И такой имидж ему создали пустобрехи из тогдашнего руководства страны – на их фоне Ельцин смотрелся куда более выигрышно со своей критикой и борьбой с привилегиями.

  Начали понемногу уходить из аппарата ЦК уважаемые мною люди. Когда я заговаривал с ними о причинах, они отвечали, что партии в будущем уготована роль обычной идеологической организации, а в идеологической организации им, не идеологам, ученым и производственникам - делать практически нечего. Тогда-то и мне пришла в голову серьезная думка о том, а что же я, «директор обкома», не жалующий идеологов, стану делать в идеологической организации? И выбор был сделан.

  ...Уйдя с поста первого секретаря областного комитета компартии, я еще некоторое время оставался членом ЦК КПСС. Этих полномочий меня мог лишить только ХХIХ съезд КПСС, которому, как мы с вами знаем, не суждено было состояться. Кроме того, я стал народным депутатом РСФСР, избравшись – чем особенно горжусь – на альтернативной основе.

  Таким образом, на момент моего ухода с партийной работы на освобожденной основе я был одновременно председателем Новосибирского областного Совета депутатов, членом ЦК КПСС и народным депутатом РСФСР.

  В это же самое время Ельцин избирается председателем Верховного Совета РСФСР. Избирается нахраписто, спорно, некрасиво… Ельцина я знал, еще работая в обкоме вторым секретарем. О нем на тот момент у меня сложилось впечатление, как о человеке, способном на все ради власти, этаком стенобитном орудии, которое для достижения цели делает уродливые проломы в стенах, не считаясь с жертвами и затратами. Человек, особенно простой, уже тогда, для него как первого секретаря Московского горкома КПСС, ничего не значил – он готов был в капусту изрубить и затоптать всякого, кто ему мешал двигаться вперед, к еще большей власти. И идея о государственном суверенитете России во многом помогла ему стать спикером. У этой идеи было много как сторонников так и противников. Но вместе с тем все видели, что делать что-то необходимо, потому что Союзная власть попросту разваливалась на глазах. Вроде есть Совет Министров СССР – но ничего не делает. Вроде, действуют Съезд народных депутатов и Верховный Совет СССР, но там настолько ускоренными темпами все идет к развалу страны, что, несмотря на явную пагубность для Советского Союза принятия декларации о государственном суверенитете России, инстинкт самосохранения российским депутатам подсказывал: принимать ее надо, иначе участь Союза постигнет рано или поздно и Российскую Советскую Федеративную Республику. И опять же – на фоне слабого, ни на что не способного Горбачева Ельцин для многих выглядел сильным руководителем, умеющим повести за собой, остановить надвигающийся коллапс. Кроме того, все чувствовали, что России нужен руководитель, способный уравновесить политическую тяжесть таких, управлявших союзными и автономными республиками мужиков, как Назарбаев, Шаймиев, тот же Кравчук, Каримов… Словом, Ельцина выбрали председателем Верховного Совета РСФСР. У Советского Союза, а тем более – Горбачева – после этого не было уже никаких шансов на дальнейшую роль в мировой истории. Все вялые попытки Горбачева подписать Союзный договор были лишь имитацией, стремлением завуалировать свою роль как могильщика Советской страны, политическим трюком с целью ухода от дальнейшей ответственности. Я в этом уверен на сто процентов и утверждаю: Горбачев сдал Советский Союз как сдают секреты обороны страны предатели. Мало того, что он не способен был объединить людей и зрело противостоять таким карликам как Казимира Прунскене – премьер одной из прибалтийских республик, он вообще ничего не мог! Тем более – противостоять Ельцину! Ельцин просто «кастетом кроился Горбачеву в черепе», а прибалты были и тоньше, и умнее, и интеллигентнее его… Я не люблю фраз типа «если был бы Сталин жив, а Ленин не рано умер» - история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, но уверен, не будь Горбачева, продавшего страну с потрохами, Союз Советских Социалистических Республик и по сей день был бы единой, процветающей, уважаемой в мире страной. Он целиком выпустил из своих рук инициативу, растерялся, идя куда-то, куда другие идти не хотели. Инициатива же, как известно, что красивая женщина – долго бесхозной не бывает. Инициативу подобрал Ельцин, а от такого, как он, уже никак нельзя было ожидать, что он отдаст ее добровольно.

  Но что еще как-то цементировало Советский Союз? Конечно, КПСС! Но Горбачеву КПСС была не нужна, потому что отторгала его, как чужеродный элемент, а Ельцину – потому, что цементировала СССР, который ему тоже был не нужен. А когда два строителя топчутся на одной стройплощадке, и одному из них мешает здание, занимающее тут место, а другому – совсем не нужен цемент, это здание укрепляющий, то здание обречено - «строители» это здание рано или поздно взорвут!

  Помню, как на одном из последних Пленумов ЦК КПСС рассматривался вопрос о членстве в Политбюро. На двадцать восьмом съезде КПСС было принято решение о том, что членами Политбюро должны быть все первые секретари ЦК компартий Союзных республик, а не так, как это решалось раньше – избирательно. Сказано – сделано! Голосовать на Пленуме решено было списочно, в список включили всех по должности, да для придания видимости альтернативности список сделали на одну фамилию длиннее, чем это было необходимо. Голосование было тайным. Когда вскрыли урны с бюллетенями и подсчитали голоса, выяснилось, что Горбачев не набрал нужного для членства в Политбюро количества голосов. Скандал! Генеральный Секретарь ЦК КПСС не проходит в состав Политбюро того же самого ЦК КПСС! Причем не проходит не среди нескольких аутсайдеров, а является единственным и неповторимым, единоличным аутсайдером! Это было более чем красноречиво!

  Начались дебаты. Предложения были разные. Некоторые предлагали дезавуировать решения Пленума, некоторые кричали, что это будет означать конец КПСС. Наконец, решили, что Горбачев войдет в состав Политбюро без голосования – в соответствии с должностью Генсека. И это было решение, которое окончательно утвердило меня в мысли о том, что я принимаю участие в балагане. Генеральный Секретарь избирается пленумом ЦК! Если Генеральный Секретарь не избран в члены Политбюро, он не может занимать свой пост! Это ясно как Божий день! А если Пленум начинает искать какие-то увертки для неисполнения принятого этим же Пленумом решения, то это не Пленум ЦК КПСС, а радиопередача «Пионерская зорька». (Кстати, «Пионерская зорька» ни в чем не виновата – отличная в свое время была передача!)

  А когда проголосовали этот нонсенс, что хоть Горбачев и не прошел в Политбюро, но будет все же таковым в соответствии с должностью, и у нас появилось немерянное число новоиспеченных членов этого самого Политбюро, все новоиспеченные рванули на сцену – занимать места в президиуме. И вот когда в президиуме всем им не хватило стульев, и целые члены Политбюро ЦК КПСС потерянно начали искать на глазах у всего зала, куда бы им тут, рядом с Горбачевым, присесть, все мои надежды рухнули окончательно – я понял, что партия, докатившаяся до такого позора, просто обречена.

  Я сейчас вспоминаю эти события, а меня до сих пор охватывает досада и стыд: в каких позорных спектаклях довелось принимать участие!.. Но, наверное, это нужно – рассказывать все. Не расскажу я, не расскажет, стыдясь, другой, третий, четвертый… В итоге это когда-нибудь повторится вновь. А не надо бы! Хватит!.. И потому – чтобы не повторилось - еще одну позорную страницу нашей новейшей истории расскажу…

  На одном из вечерних заседаний Верховного Совета РСФСР было внесено предложение закрыть КПСС. Не помню, кто выступил с этой мыслью – кто-то из демократов – да это, в принципе, и не так важно! Поставили вопрос на голосование. Проголосовали. Для принятия решения не хватило нескольких голосов. Это уже были времена депутатской вольницы: кто хотел - приходил, кто хотел – уходил с заседания, кто-то просто карточку для голосования другу отдавал… Голосов, таким образом, не хватает. Тогда, решили, перенесем повестку дня – завтра в десять утра будем рассматривать первым вопросом!

  После заседания я, бывший секретарь Красноярского крайкома Шенин, Полозков Иван, еще пара человек – собрались у меня в номере гостиницы «Россия». Стали обсуждать положение. Кто-то сказал:

  - Надо сообщить Горбачеву! Он, наверное, не знает!..

  Положение, действительно, представлялось нам архисерьезным. Верховный Совет РСФСР – законодательный орган – вполне мог запретить деятельность КПСС на территории России. Я предложил:

  - Пойдемте в ЦК! Сейчас вызвоним Горбачева из дома или с дачи – где он там?.. Еще можно что-то решить!

  Время для принятия мер, действительно, было. Целая ночь впереди! На часах оставалось полчаса до полуночи…

  Удостоверения членов ЦК КПСС были у нас при себе. Приходим мы в ЦК КПСС, благо – от гостиницы «Россия» недалеко, поднимаемся в приемную Горбачева. Там сидит дежурный, рядом – парень из КГБ. Мы представились, объяснили, что нам нужен Горбачев. Дежурный и говорит нам:

  - Михаил Сергеевич отдыхает на даче!..

  - Мы знаем, что он на даче, - говорю я ему. – Но откуда вы знаете, что он отдыхает? Может, еще работает! Почту смотрит или труды пишет… Нам с ним нужно переговорить!

  - Он с вами разговаривать не станет! – отвечает этот молодой человек.

  И так это пренебрежительно прозвучало, так он, стоя за стойкой с телефонными аппаратами, нагло, как из танка, на нас поглядывал, что я начал закипать:

  - Как это – не будет разговаривать?!! Вы понимаете, кто к вам пришел?!! Мы – члены ЦК!.. Он что – болен?

  - Нет.

  - Тогда соедините!

  - Я не буду вас соединять с Михаилом Сергеевичем.

  Вывел он меня из себя! Я ему говорю:

  - Ты кто такой? Ты дежурный, или Генеральный секретарь? Ты чего тут рулишь страной?

  Захожу сам за эту его стойку, вижу – стоит телефонный аппарат с надписью «Генеральный Секретарь ЦК КПСС». Поднимаю трубку и говорю:

  - Ну-ка, называй мне номер!

  Хлопцы перепугались. КГБ-эшник тоже вскочил со стула, не знает, что делать: мы депутаты, члены ЦК – не руки же нам крутить! Да и сами мы – мужики крепкие! Назвал мне номер дежурный… Звоню. Горбачев берет трубку.

  - Михаил Сергеевич, здравствуйте, это Муха говорит, я Шенину передаю трубку!

  Шенин уже работал в аппарате ЦК в качестве заведующего отделом. Шенин, торопясь, объясняет Горбачеву, что, мол, Ельцин завтра в 10.00 будет рассматривать на заседании Верховного Совета РСФСР вопрос о запрещении деятельности КПСС на территории республики.

  - Ну, и что? – спросил Горбачев. – И из-за этого вы в полночь подняли меня к трубке?!

  Тут уже я вмешиваюсь:

  - Михаил Сергеевич, так ведь завтра этот вопрос – первый в повестке дня!

  - Ну, хорошо, найдите Медведева, ему это все объясните…

  - Михаил Сергеевич, Медведев неизвестно где…

  - Чего вы от меня-то хотите? – раздраженно спрашивает меня Генеральный секретарь.

  - Пленум надо срочно собирать, Михаил Сергеевич! Дайте команду! Все члены ЦК в Москве, а кто не в Москве – прилетят. В 7 утра мы уже сможем открыть внеочередной Пленум ЦК КПСС!

  - Да, ладно! Что вы так волнуетесь?! Ничего они не запретят. Я с Борисом Николаевичем завтра переговорю…

  - Михаил Сергеич, завтра может быть поздно – в 10 часов открывается съезд!

  - Хорошо! Я сейчас Медведеву скажу. Вы завтра утром с ним встретьтесь и поговорите обо всем…

  Горбачев повесил трубку. Мы шли в гостиницу, как оплеванные. Как будто мы не со своим Генеральным секретарем разговаривали, а с командированным к нам откуда-то из-под Берлинской стены…

  …На следующий день в половине девятого утра мы тем же составом дежурили на Старой площади в приемной секретаря ЦК Медведева. Он пришел без одной минуты девять:

  - Вы ко мне, товарищи?

  - Да, к вам! А вам Михаил Сергеевич ничего не говорил?

  - Ну-у, да, он мне звонил… Сейчас посмотрим…

  - Подождите, куда посмотрим?!! Тут не смотреть, тут действовать надо! Вы нас примите, мы вам все сейчас расскажем…

  Начинаем ему рассказывать, он звонит Яковлеву. Яковлев, оказывается, не видит в том ничего экстраординарного:

  - Ну, и что они там переполошились? Съезд, действительно, может поставить такой вопрос на рассмотрение! Они законодатели… Чего волноваться? Мы с ними еще поговорим...

  А на часах уже половина десятого. Я внушительно так говорю:

  - Вы, товарищ Медведев, похоже, не поняли! До принятия вопроса о запрете деятельности КПСС остается полчаса! Ищите Горбачева!!

  - Где его сейчас искать? Он, наверное, уже в пути… Ну, давайте проедем в Кремль!

  Выходит на улицу, садится в свой лимузин, да и рванул по прямой! Мы, словно Косой, Василий Алибабаевич и Хмырь из «Джентльменов удачи» стоим на крыльце с немым вопросом на лице: «А мы?..». Благо, тут у подъезда машинки ЦК стояли, мы упали в них и говорим:

  - Давай, родной, поливай за «членовозом»!

  Водители там опытные, мигалки повключали, да и проскочили под Спасскую башню. Заходим в здание Верховного Совета СССР. Там – тишь да гладь – все кофе пьют, бутерброды пожевывают… Готовятся к тяжелой работе. На нас смотрят, словно на дураков: а эти-то чего сюда притащились?.. Мы объясняем. Без пяти минут десять заходит Горбачев. Мы к нему:

  - Михаил Сергеевич, сейчас может случиться непоправимое!

  - Да ладно вам нагнетать страхи! Соедините меня с Ельциным!

  Тот берет трубку. Горбачев спрашивает:

  - Чего ты там о КПСС решаешь?

  - Я – ничего не решаю! – отвечает Ельцин. – У меня все решает съезд! Вот как решит сейчас – так и будет!..

  - Ну, ты все-таки подумай!.. – уговаривает его Горбачев.

  Мы стоим и ушам своим не верим: кто же тут главный-то по стране?

  - А что мне думать! – басит из трубки Ельцин. – В повестке дня заседания стоит вопрос. Я же спикер – мое дело поставить на голосование, и точка!

  - Постой, Борис Николаевич, я тебя прошу, ты другой вопрос первым поставь, а мы в перерыве подойдем, поговорим еще об этом… - просительным голосом (!) увещевает Горбачев.

  - Ладно, попробую, - пробурчал Ельцин, да и повесил трубку.

  В первом же перерыве между заседаниями мы собрались в одной из комнат Верховного Совета. Горбачев завел, было, разговор на популярную тему «Борис, ты не прав!», а тот сидит, как царь, а потом - возьми да оборви Горбачева:

  - А почему вы ко мне с этим обращаетесь? Зачем вся эта команда тут собралась? – показывает он на нас. – Я действую согласно Конституции…

  - Нет, вы все же, Борис Николаевич, снимите сегодня этот вопрос с повестки дня, мы потом соберемся – вы, я, Яковлев, Медведев – все отдельно обсудим и решим!

  И тут Ельцин, наконец, понял, что Горбачев попросту хочет, что называется, «снять нас с хвоста». Что предлагает ему закулисную сделку по этому поводу, а сейчас ему нужно просто пыль в глаза пустить деревенщине – регионалам, то есть нам. На том и разошлись. Я тоже это понял. Горбачев увидел это, но виду не подал. Ему уже было совершенно все равно…

  Я шел обратно и думал о том, что мы все для них – пешки. Что разыгрывают они между собой совсем другую партию в преферанс. И что в «пулечке» этой мы участия принимать не будем. И еще – что над страной нависла колоссальная опасность, исходящая не извне, а с самой верхушки власти. Страна долго будет в опасности, пока рулить ею останутся такие вот руководители. После Фороса все мои опасения оправдались.

Виталий МУХА,

из книги "Портрет эпохи на фоне биографии",

Новосибирск, 2006 г.