ОБОЛГАННАЯ ИСТОРИЯ РОССИИ

   В этой статье автор ставил перед собой цель доказать, что крепостное право - это исторически обоснованное, прогрессивное явление, благодаря которому Россия освободилась от Орды, стала доминировать в Европе, попутно избавив свое население от ужасов европейского средневековья, изуродовавшего менталитет среднестатистического жителя Европы. В начале 19 века крепостное право сыграло важную роль в становлении русского национального самосознания, в конечном счете, подарив современным русским ту "самость", которая и сегодня делает их особым народом.           

ЦАРЕВЫ ДАЧИ

   До революции в устье самого большого притока Оби в районе Новосибирска -реки Каменки (ныне замытой) располагалось база корпуса лесничих Министерства государственных имуществ. Эти люди содержали Гусинскую лесную дачу – так называлось нынешнее правобережье Новосибирска, в те времена представлявшее собой еловый бор, изрезанный глубокими логами, в которых спали зимой медведи и текли звонкие реки, полные ельца и хариуса. Мы не знаем, кто такой был Гусин, которому принадлежала дача, но знаем, что это слово произошло от слова «дать». В старину дачами называли поместья, «данные» московскими царями своим служилым людям. Учитывая, что лесные, да луговые царевы дачи – явление древнее, в 18 веке уже не встречающееся, похоже, правобережье будущего Новосибирска было «дачей» либо от Алексея нашего Тишайшего, известного царскими приемами хозяев этих мест - телеутов ("белых калмыков"). Либо от его дочери, царевны Софьи, регентство которой, как известно, предваряло петровскую эпоху. Только в ее правление продолжалась традиция наделения "дачами" инородцев. 
  Так, например, 13 июля 1682 года Регентша, через полтора месяца после своего утверждения в этом звании, от имени Великих Государей (на троне официально значились Иван V и Петр I – авт.) «пожаловала мурз и татар поместьями и вотчинами и другою половиною по прежнему», обязав «чтобы они мурзы и татары, видя их Великих Государей к себе милость, им Великим Государям служили, а ко крестьянам никаких налогов, а православной христианской вере тесноты не чинили». (Н. Фирсов. Положение инородцев Северо-восточной России в Московском государстве. Казань, 1866. С. 108-116). 
  В те времена слово «татары» означало не национальность, а род войск (легкая степная конница), в данном случае – рядовых воинов, потому что «мурзы» - это тоже не национальность. Так звали татарских военачальников, из числа которых формировалась потомственная аристократия. Наделение «татар и мурз» (солдат и командиров) поместьями - стандартная процедура в отношении коренного населения только что завоеванных ордынских территорий. В Астраханском, Казанском, Сибирском ханствах прежние владельцы угодий получали из царских рук свои прежние владения. Государство нуждалось в стабильности, и "дачи" были надежным средством против политической активности инородческих элит. 
  Правда, поместья предоставлялись только в пользование. Тем и отличалось Московское государство от Европы, что здесь все вотчины, поместья, дачи, дворы, лавки не были юридической собственностью тех, кто ими владел. Со времен Ивана III, принявшего под всеобщее одобрение земли членов своего рода, вся недвижимость на Руси принадлежала одному человеку: московскому царю.   

«СОЗИРАНИЕ» ЗЕМЕЛЬ

   Дело в том, что в 1476 году Москва официально разорвала вассальные отношения с Ордой, отказавшись впредь отправлять Ахмат-хану царский выход. В историю это событие вошло как свержение Орды, но сам великий князь с Ордой расставаться не собрался. Ивана III потому и назовут Великим, что перед лицом нависшей угрозы со стороны Орды, которая должна была пойти на Москву во всей своей "силе тяжце", он организовал «национализацию» собственности ордынских князей. Согласно Ермолинской летописи, «созиратели» Ивана III действовали, не церемонясь: «у кого село добро, ин отнял, а у кого деревня добрая, ин отнял да записал на великого князя, а кто будет сам добр боярин или сын боярский ин его самого записал». Не лишним будет сказать, что наши школярские представления о "феодальной раздробленности" скрывают тот факт, что русские княжества, хотя и смотрели друг на друга как иностранные государства, в целом были едины в лояльном отношении к Орде. Взбунтовавшийся ордынский центр по сбору налогов не вызывал у них сочувствия. Поход в 1477 году на Новогород – это завоевание ордынского города, так как новгородцы перестали платить Москве, когда узнали, что та разорвала отношения с Сараем. 
  Отобранные уделы Иван III передавал своим ближним (с тех пор московские дворяне официально считались выше всех остальных русских дворян), перед которыми ставилась одна задача: обучить вверенных мужиков военному делу. По первому сигналу Кремля каждый такой "дачник" был обязан выступить во главе вооруженного отряда, готового выполнять боевые задачи. Так родилось поместное войско. На реке Угре оно выглядело настолько внушительно, что стоявший на другом берегу хан Ахмат так и не решился атаковать. 

TARTARIA 

   Судебник, вышедший в 1497 году, закрепил войсковую структуру Московского государства статьей «О христьянском отказе», в которой свободное переселение крестьян из одного поместья в другое ограничивалось двухнедельным окном (вторая половина ноября с Юрьевым днем посередине). Все остальное время года подданные московского царя (и крестьяне, и помещики) обязаны были пребывать по месту дислокации главной тактической единицы тогдашней русской армии – поместья. 
   Вопреки сложившимся представлениям, крепостное право на момент своего рождения было самой передовой или, во всяком случае, самой эффективной формой организации феодального государства. Судебник Ивана III - это свидетельство уровня, на каком осуществлялось государственное строительство. Например, таким странам, как Англия или Франция, было еще далеко до единого государственного свода законов. Там царило самовластие «диких баронов» - владельцев частных угодий, которые устанавливали на своей земле собственные законы. 
   Именно большое количество юридических собственников земли предопределило особый путь развития Европы, нигде более в мире не встречающийся. Ведь первые парламенты зародились как учреждения, занимавшиеся разрешением споров между землевладельцами, обладавшими судебным иммунитетом. В эти «суды равных» входили представители всех сословий, владевших землей: дворянства, духовенства, городских общин. Так было и в Англии, и в Испании. В Кастильских кортесах были представлены даже крестьяне-собственники земель. Привычные сегодня функции народовластия парламенты стали обретать в XVII веке, пользуясь тем, что с ростом числа землевладельцев королевская власть все более входила в зависимость от них, так как теряла возможность самостоятельно управлять государством. Сначала парламенты прибрали к рукам разверстку налогов, затем их регуляцию, а потом и вовсе приняли на себя право вводить и отменять налоги. Так в Европе рождалась демократия. 
   Надо ли говорить, что рыхлая, практически не управляемая парламентская монархия перед лицом военного столкновения с поджарой крепостной системой не имела ни одного шанса? В дипломатической переписке со своими западными соседями Иван III непринужденно подписывался титулом «сар», который в 15 веке имел только одно значение: верховный правитель Орды. (Сарай - резиденция ордынских царей). 
  В насмерть перепуганной Европе созданное Иваном III армейское государство так и называли: «Ggand Tartaria», что в буквальном переводе означало «Величайшая Солдатия». И под эти именем Россия фигурировала на европейских картах едва ли не до конца 18 века.

ПОЧЕМУ СОБОЛЬ СТАЛ ЭМБЛЕМОЙ СИБИРИ?

  От эпохи Ивана Великого, наряду с надменным двуглавым орлом, новым термином «государство», нам остались и самые первые сведения о верхнем течении Оби (ныне Новосибирская, Кемеровская области и Алтайский край). 
В 1465 году Василий Скряба пленил вождей Югры (ныне Ханты-Мансийский автономный округ) и привез их «к великому Ивану Васильевичу и на Москву». Так в России узнали о существовании в Верхнем Приобье загадочной страны, о которой жители Нижнего Приобья рассказали чудеса. Что живут там люди не только обычные, но и невиданные: «рты у них между плечами, глаза на груди». Что там есть озеро, над которым «свет пречуден», а на берегу - «город великий», безлюдный и безмолвный. Внутри «в любом дворе еды и питья всякого много и товару всякого, кому что надобно». 
  И все-таки, главной характеристикой Верхнего Приобья для Кремля стали не фантастические, а вполне земные сведения. В частности, живейший интерес вызвала информация о черном соболе, которого, по словам самоедов (так звали ненцев – от самоназвания «самодин»), в той чудесном стране было так много, что его употребляли в пищу. 
  Москва всегда была европейским поставщиком «мягкой рухляди», и конечно, стремилась к расширению объемов экспорта. Дело в том, что в первой четверти XVIII века Европа пребывала в плену так называемого «малого ледникового периода». Спасаясь от морозов, европейцы сильно сократили свои леса, вследствие чего добыча пушнины ушла в прошлое и цена меха выросла до небес. Одну шкурку черного соболя там можно было обменять на дом и стадо домашних животных в придачу. 
  Но не только бизнес толкал на Восток московских царей. Они были снедаемы жаждой принять эти земли под свою руку, так как считали себя наследниками ордынской власти. Иван IV, после того как подчинил Астраханское и Казанское царства, не случайно назвал Сибирским царством отобранный у Кучума султанат. Он понимал, что имеет дело с маленькой бухарской колонией, но с политической точки зрения было важно рассматривать эту землю именно как Сибирское царство. Ведь в те времена «синбирская земля» начиналась сразу за Волгой - пограничная крепость Симбирск не случайно изначально называлась "Синбирск". 
   Само имя «Сибирь» до сих пор окружено тайной. Ясно только одно: это понятие каким-то образом давало Москве право на преемственность Орде. Например, в петровские времена русские дипломаты убеждали зюнгар (джунгар европейских хроник) в том, что Москва имеет право на земли между Обью и Иртышом, если им удавалось доказать, что спорные территории - «сибирские».

ОТКАЗ ОТ ПОМЕСТНОГО ВОЙСКА

  Правление внука Ивана III, известного нам под именем Иван Грозный, ознаменовалось началом эпохи огнестрельного оружия. Пищали (по-европейски «аркебузы») требовали не крестьян, а более развитых горожан, поэтому «пищальники» поначалу поставлялись исключительно из новгородских и псковских городских дворов. А когда Иван Грозный объявил о создании нового рода войск - Стрелецкого, то принимать стали и вовсе только дворян, да свободных людей. 
  Особенное впечатление на современников производило унифицированное обмундирование стрельцов. Привычной сегодня военной формы в Европе еще не существовало, поэтому вид «одинаковых» воинов потрясал воображение. Иностранцы часто рисовали стрельцов, поэтому сохранилось множество их изображений - и в парадной, и будничной форме. 
  Стрелецкое войско по тем временам было таким же вместилищем прогресса и науки, как сегодня - воздушно-космические силы. На этом фоне древнее поместное войско стало выглядеть блекло, но главный его недостаток выяснился после смерти Иоанна Грозного. Оказалось, что помещики, "заточеные" на службу московским Мономашичам, не считали себя обязанными служить новому царю. Во всяком случае, Борису Годунову так и не удалось мобилизовать поместное войско, когда в пределы Московского государства вторглась армия Речи Посполитой. Вот почему Лжедмитрий без особых приключений добрался до Москвы, где вдова Ивана Грозного признала в нем своего сына, который и возложил на себя «шапку Мономаха». 
  Как знать, если бы не убийство  Лжедмитрия, то и не погрузилось бы Московское государство в безвременье Смуты. Но он был застрелен, а стоявший во главе заговора представитель суздальской ветки Рюриковичей Василий IV (Шуйский) еще меньше мог рассчитывать на опору в лице поместной рати, поэтому сразу стал искать воинский контингент на стороне. 
  Известный исследователь древних сибирских рукописей В.Н. Алексеев однажды высказал убеждение в том, что аборигены алтайских предгорий, жившие в Приобье до прихода русских, скорее всего, являются потомками ордынцев. Я тоже склонен думать, что переговоры с «белыми калмыками» о военно-политическом союзе, которые еще в 1604 году затеял царь Борис, вполне можно рассматривать как обращение Москвы к Синей орде, которая по Гумилеву дислоцировалась в приобских степях. 
  Ничего удивительного в этом нет. Москва всегда опирались на военную мощь Орды в своих столкновениях с агрессорами. И Александр Невский, и Дмитрий Донской, и другие русские князья своими победами над ворогом были обязаны, прежде всего, воинскому контингенту, который послушно предоставляла Орда. Так что возобновление переговоров уже от имени Василия Шуйского ничего не нарушало в сложившемся положении вещей. Царь "белых калмыков", официально именовавшийся "каан" (между прочим, титул потомков Чингисхана), благосклонно принимал зачастивших московских посланников. Они приезжали в его резиденцию на реке Мереть (Новосибирская область), ели-пили, но собирать войско каан не спешил. На четвертый год бесплодных переговоров Шуйский обратил взор на Запад, где более сговорчивые шведы пообещали войско в обмен на Карелию. 
  Как известно, царь-узурпатор так и не дождался «заяицких татар», не помогли ему и шведы. В итоге он оказался заточен в Гостынинском замке неподалеку от Варшавы, а Московское государство, вступив в полосу бесчисленных самозванцев и лихого молодчества, стало легкой добычей польской короны.

ОПОЛЧЕНИЕ 

  Впрочем, победителям тоже недолго довелось торжествовать. Жители Нижнего Новгорода уже уговаривали знаменитого своими подвигами князя Дмитрия Пожарского перестать залечивать боевые раны и заняться, наконец, освобождением Русии. 30-летний богатырь выставил условие: казначеем войска станет его человек. Так посадский «говядырь» (продавец скота) Козьма Минин оказался во главе движения по освобождению страны от польских захватчиков. Он обеспечил сбор средств, которые позволили князю Дмитрию назначить годовой оклад служилым людям первой статьи в размере 50 рублей, второй статьи — 45 рублей, третьей — 40 рублей. Ниже 30 рублей в создаваемом войске ставок не было. Для сравнения: оклад служилого человека в Томской крепости составлял 10 рублей. Узнав о таких расценках, в Нижний Новгород со всех концов страны двинулись военные люди – коломенцы, рязанцы, казаки и стрельцы из «украинных» городов. Это и было Ополчение, которое выбило незваных гостей из Кремля. 
  Новая династия, памятуя опыт Смутного Времени, приступила к военному строительству на платной основе. В Москве один за другим стали появляться «полки нового строя», обученные на европейский манер. К середине 17 века их было настолько много, что царь Алексей учредил специальный Рейтарский Приказ, а его сын Петр принял государство с уже готовой европейской армией. Поместное войско как пережиток было распущено, царство превратилось в империю, но гарнизонная структура страны осталась без изменений. Как паровоз на запасном пути. Вторжение супостата в 1812 году ознаменуется удивительным явлением – поместья одно за другим начнут исторгать из себя военные отряды во главе с помещиками или крестьянскими вожаками. Петербургская знать, потрясенная зрелищем пришедшего в действие древнего механизма, заговорит о «народной войне». В отечественной литературе впервые появится словосочетание «русский народ»... 

РАЗВИЛКА ПУТИ: 1625 ГОД 

  Все произойдет через 200 лет, а в памятном 1625 году, в царствие первого из Романовых, взявшего курс на создание российской армии поверх поместного войска, имело место совсем другая сенсация: патриарх Филарет, отец молодого царя, принял на себя право судебной власти над духовенством и жителями монастырских и церковных вотчин. 
  Правоверные монастыри (православными они стали после никонианской реформы) еще со времен Смуты стали центрами не только духовной, но и экономической жизни Московского государства. В условиях низкого авторитета молодого царя Михаила (до Петра Первого всех Романовых на московском троне величали по имени-отчеству как бояр, потому что они были представителями совсем не династического рода Юрьевых-Захарьиных) государство нуждалось в опоре на авторитет церкви. Усиление церковной вертикали сделало духовную власть стержнем государственного строительства. Вся власть фактически оказалась сосредоточенной в руках владыки-патриарха. Государство стало клерикальным. Церковь монополизировала право на культуру и образование, что с одной стороны привело к резкому уменьшению доли грамотных среди населения (до этого читать и писать на Руси умели почти все - известны исследования, согласно которым в Новгороде доля грамотных женщин в 15 веке была выше, чем во Флоренции, являвшейся в те времена культурной столицей Европы), а с другой - дало толчок развитию книжного дела.
  В Европе набирали силу совсем другие процессы. В том же приснопамятном 1625 году во Франции вышел трактат «О праве войны и мира», в котором унаследованная от Ренессанса традиция индивидуализма получила юридическое выражение как «естественное право человека» на частную собственность перед лицом любой власти, в том числе божественной. Предписания «права» формулировались как «воздержание от чужого имущества, так и возвращение полученной чужой вещи и возмещение извлеченной из нее выгоды, обязанность соблюдения обещаний, возмещение ущерба, причиненного по нашей вине, а также воздаяние людям заслуженного наказания». 
  И хотя автор трактата Гуго Гроций фактически провозглашал догмат о непогрешимости западного человека, откровенно лавочный уровень его "прозрений" в Москве понимания не нашел. И дело не только в укладе жизни «царевых людей», в котором отсутствовала сама тема коммерческой собственности, но и в направлении философской мысли. В Московском государстве, в силу его клерикализации, писатели соревновались на раскрытии духовных аспектов бытия. Расцвет переживала житийная литература. Даже отчет казаков к Земскому собору 1642 года «Повесть об осадном сидении донских казаков» оказался едва ли не первым в мировой художественной литературе образцом произведения, в котором героизировалась идея патриотизма. 
  Причину, из-за которой Европа двигалась к тому "идеалу", который блестяще описал английский писатель Уильям Теккерей в своей «Ярмарке тщеславия», точнее других сформулировал русский писатель Федор Достоевский. Он сказал: "Рим провозгласил Христа, поддавшегося на третье диаволово искушение». 
   Это серьезное обвинение. Папский католицизм был уличен в проповеди таких ценностей, которые могли соответствовать ситуации, когда бы Христос ответил согласием на известное предложение Дьявола: «Все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне» (Мф. 4:9). Но в том-то и дело, что «сын человеческий» отказался! С этой точки зрения «Трактат о праве войны и мира» предстает юридическим оформлением состоявшегося в Европе отречения от Христова учения.
  Период, когда папский католицизм подменил собой христианство, практически не известен в России, школьные программы которой традиционно ориентированы на европейскую культуру. Авторы учебников истории вынуждены обходить темы, которые эту культуру дискредитируют. 
   Между тем, известный английский историк Лоренс Стоун описывал стандартную английскую деревню 16 века не иначе как «место, полное ненависти и злобы, единственное, что связывало его обитателей, - это эпизоды массовой истерии, которая на время объединяла большинство для того, чтобы замучить и сжечь местную ведьму». А в грехе колдовства обвинялось, ни много ни мало, до трети населения городов Англии и континента. В качестве классического примера обычно приводят германскую деревню Визенстейг, где только за один год были заживо сожжены 63 местные жительницы, а так же городок Бамберг, где за пять лет было сожжено заживо около 600 человек. Упоминается и соседний с Бамбергом Вюрцбург, в котором за тот же период на костер было отправлено 900 человек, из которых около 300 - мальчики и девочки от девяти лет. В аккуратно составленном списке казненных не забыта и 19-летняя Гобель Бабелин - "самая красивая девушка в городе". 
  Зрелище мучительной смерти, возведенное в эстетическую (читай - в христианскую) норму, делало насилие настолько будничным событием, что им было пропитано все: и политика, и общественная жизнь Европы. В Испании, например, с 1481 по 1826 год было предано смерти по приговору Святой Инквизиции 340 921 человек (Артюр Арну, "История инквизиции"). О масштабе ее деятельности в остальной Европе красноречивей всего говорит приговор от 16 февраля 1568 года, в котором за ересь были приговорены к смертной казни Нидерланды. Все население.  
  В отношении бытовой жизни средневекового общества в учебниках царит тишина, потому что поводов гордиться еще меньше. Ведь масштабы пламенных аутодафе (всего по Западной Европе, как принято считать, было казнено не менее 10 миллионов еретиков) стали результатом деятельности не священников, а прихожан. По всей Европе рыскали так называемые Grand jury и Petty jury, то есть Большое жюри и Малое жюри – так в Англии называли сформировавшиеся к 15 веку общественные учреждения по привлечению к суду. Это были группы местных "сознательных", сбивавшиеся на общественных началах в Большое жюри (23 человека) или Малое жюри (12 человек), чтобы получить право нагрянуть в гости к колдуну или ведьме. Там они «журили», то есть обвиняли свою жертву в колдовстве, а потом просто брали "под белы руки" и волокли к дверям ближайшего судебного органа. 
  Принято трактовать Инквизицию как надгосударственную структуру, которая и обеспечивала непрерывную работу палачам, на самом деле, католическая церковь только благословляла средневековую "общественность", воодушевление которой питалось отнюдь не религиозным фанатизмом. О том, что ядром европейской культуры стало зрелище мучительной смерти, свидетельствуют упоминания о массовых казнях кошек. Да, да! В городах и весях Европы и Англии, когда заканчивались ведьмы, было принято сжигать кошек, связанных партиями по пять-десять животных. Чтобы продлить "веселье". 

РУССКИЙ СУД И ДЕТИЩЕ ИНКВИЗИЦИИ

   К середине XVI столетия Petty jury из учреждений общественного следствия плавно превратились в учреждения общественного суда. Считается, что Александр II заимствовал в Европе именно эту форму правосудия, учредив 20 ноября 1864 г. суд присяжных заседателей (бессословный гласный суд, в котором виновность или невиновность подсудимого устанавливали присяжные заседатели), но эта точка зрения не соответствует действительности. Дело в том, что в Европе до середины XVI столетия обвиняемый вообще был не вправе выдвигать своих свидетелей и пользоваться услугами защитника. И эта традиция сохранилась в деятельности инквизиторских Petty jury после того, как те трансформировались в судебные учреждения. До сегодняшнего дня присяжные заседатели приглашаются к участию в суде Короны только в том случае, если обвиняемый не признает себя виновным на досудебном слушании дела. По другому и быть не могло – традиция поддержки стороны обвинения в европейских судах присяжных генетически восходит к норманнской «ассизе», от которой ведут свое происхождение самодеятельные «jury». А «ассиза» (позднелат. assisae – «заседание») – это расследование методом опроса местных жителей под присягой, который использовался в Англии для поддержки обвинения в незаконном владении землей. 
  В Московском государстве, где темы земельных споров не могло быть по определению, процедура суда восходит к совсем другому сюжету. Речь идет о сложившейся в древнерусском государстве форме выяснения отношений между Землей (крестьянской общиной) и Властью (княжеской дружиной), которые во все времена составляли двуединую основу русской государственности. Права Земли традиционно включали в себя общественный контроль за Властью, который осуществлялся в форме Вече, Поместных и Земских Соборов, а также посредством избрания посадников и тысяцких. Особое место в этом процессе занимало участие представителей земских общин - старост, сотских, «лутчих людей» в Княжьем Суде. В Судебнике Ивана III, сильно урезавшем права и вольности Земли, эта норма была сохранена для Наместнического Суда как извечная традиция земской защиты «своих» перед лицом Власти. В царствование Ивана IV, когда  судебный процесс впервые был поделен на розыскную (государственную) и состязательную (общинную) части (новшеством стал «розыск» - преступления против «государства», то есть против воли государя, выделенные в самостоятельный раздел), состязательная часть судебного процесса была взята из предыдущего Судебника Ивана III. Таким образом, введение в России суда присяжных только по форме можно рассматривать как заимствование. По существу - это было обращение к правовой традиции. Тем более, что учреждение Судебного кодекса, в котором предусматривалось внедрение суда присяжных, осуществлялось в рамках Земской реформы, которая возвращала Земле традиционные функции, в том числе и некоторые формы контроля над Властью. Одной из них, как известно, было участие в судах Власти представителей Земства, в современном понимании – присяжных заседателей.

Окончание читайте здесь: sibirmi.ru/obshestvo/obolgannaya-istoriya-rossii-okonchanie-07-04-2017.html