ОБОЛГАННАЯ ИСТОРИЯ РОССИИ. Окончание...

Окончание. Начало читайте здесь:  sibirmi.ru/obshestvo/obolgannaya-istoriya-rossii-07-04-2017.html

ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ ЕВРОПЫ

   В то время, когда Москва разделяла право на уголовное и гражданское, главной проблемой Лондона были огромные ямы, «куда складывались трупы умерших бедняков, в ряд, слой на слой». Во французском языке - «языке любви» - до сегодняшнего дня сохранилось два десятка слов, означающих оттенки бедности – настолько это явление въелось в душу Франции. Хуже всего было крестьянам, находившимся на нижней ступени европейского социума. Писатель Жан де Лабрюйери называл их «угрюмыми животными, самцами и самками», которые «владеют своего рода даром речи». Удивительно ли, что идеи Гроция в этом террариуме зазвучали как музыка? В Московском государстве, где царила государственная монополия на недвижимость, таять от "истин" Г.Гроция было некому. До сих пор некоторые формулировки трактата выглядят идиотскими. Например, высказывание о справедливости, которая, по мнению Гроция, "целиком состоит в воздержании от посягательств на чужое достояние",  заставляет вспомнить знаменитую горинскую метафору на счет "большой, но чистой любови". 
   Известная ущербность европейского менталитета в некотором смысле стала платой за то новое, что привнесла в мир европейская цивилизация. Например, бюргерство как слой городских собственников не могло родится в "Московии", потому что здесь не было тому никаких предпосылок. Так же в Московском государстве не могли развиваться договорные и многие другие аспекты современного права, потому что здесь не было процедур владения, дарения и продажи недвижимости. Структура Московского царства не испытывала давления со стороны частных землевладельцев, поэтому не обрастала институтами, которые сегодня принято считать признаком развитого государства. Более того, учреждения поместной крепости консервировали социальные отношения, оградив население Московского государства от ужасов, исходящих от права на частное землевладение. 

ПОЛОЖЕНИЕ КРЕПОСТНЫХ В РОССИИ

   В том и состоит принципиальное отличие московского крепостничества от европейского, что в основе последнего лежало насилие не государственное, а частное. Англосаксонское вилланство (от лат. villa) или его более его поздний вариант - копигольд (англ. copyhold - держание по копии, от copy — копия и hold — держание) являлись формами закабаления крестьянина по линии имущественных отношений. И это закабаление никак не было связано с представлениями об общественной (читай, государственной) пользе, так как преследовало интересы совершенно конкретных лиц. Русское крепостничество было явлением чисто государственным, опиравшемся на традиционную этику «соседской общины» ("общее" выше "индивидуального"), что предопределило отношение к идее патернализма, чуждой Европе, но естественной для России. Ведь забирая у крестьян права и вольности, Иван III дал взамен свое прямое царское покровительство. Например, в конфликте псковского боярства с крестьянскими общинами Москва демонстративно заняла сторону смердов. С тех пор традиция крестьянского «монархизма» тщательно культивируется всеми последователями Ивана Великого на монаршем престоле. Отсюда и порядки, которые диктовал Земле единственный юридический собственник всего недвижимого на Руси – Московский царь. По сравнению с европейскими законами, в которых убийство крестьянина не всегда считалось правонарушением (в Польше, например, такого рода преступления принимал к рассмотрению только церковный суд), они были направлены на защиту основного права человека – права на жизнь. 
   Хотите верьте, хотите нет, но согласно Соборному Уложению от 1649 года, за непредумышленное убийство крепостного (в драке или на охоте), дворянину предусматривалось тюремное заключению до специального распоряжения царя. За предумышленное убийство – смертная казнь, независимо от социального происхождения. В правление Елизаветы Петровны, когда смертная казнь в России была фактически отменена, дворян, виновных в смерти крепостных крестьян, отправляли на каторгу. 
   Вообще стоит внести ясность в статус русского крепостного. Ведь он выглядит рабским только с точки зрения коммунистического историка, перед которым стояла задача показать, насколько хуже было темное царское прошлое России по сравнению со светлой социалистической действительностью. На самом деле российский крепостной человек, несмотря на то, что был полностью зависим от своего барина, по закону обладал правами, которые бы мы сегодня назвали «гражданскими». Он присягал на верность царю. Он мог выступать в суде в качестве истца или свидетеля. Он имел право (с согласия помещика) переходить из одного сословия в другое. Многие крепостные располагали охотничьим оружием, что по стандартам римского права определяет статус человека как «свободного». До самой отмены крепостного права крестьяне могли жаловаться на своих помещиков и активно пользовались этими правом, направляя свои жалобы на самый «верх»! В 1767 году императрица Екатерина II даже подписала указ, в котором запрещала крепостным направлять эти жалобы на Ея Высочайшее Имя «мимо учрежденных на то правительств». 
   Определять положение крепостного крестьянина в России как недостойное человеческого звания, на мой взгляд, можно, примерно, в той же мере, в какой сегодня определяется положение российской женщины, оказавшейся во власти деспота-мужа. Согласно официальной статистике, в РФ каждая 4-я женщина подвергается семейному насилию. Патриархальный уклад поместной крепости так же как современная семья, был закрыт от вмешательств извне. Случаи осуждения Салтычих были так же редки, как сегодня редки случаи осуждения мужей-садистов. И как сегодня никому в голову не приходит из-за царящего в семьях насилия требовать отмены самого института брака, так и крепостничество при всех его пороках воспринималось населением России как естественное и необходимое состояние. 

СПЕРАНСКИЙ - "ЕДИНСТВЕННАЯ СВЕТЛАЯ ГОЛОВА" (НАПОЛЕОН) 

   После победоносной войны против Наполеона в дворянской элите были сильны настроения освободить «русский народ». Тому были основания – после событий Смуты польское влияние в Москве стало доминирующим. Именно с этого времени русские помещики стали, подобно польским панам, торговать своими крестьянами как скотиной. Сперанский, всесильный министр Александра Первого, писал: «Крепостничество несовместимо с цивилизованной государственностью». 
В Европе смех Вольтера уже погасил костры инквизиции, а идеи «естественного права человека» проросли универсумом, который дал миру не только просветительскую философию, но и бурное развитие по всем направлениям человеческой деятельности. Михаил Сперанский, как автор и разработчик до сих пор действующей правовой системы России, считал, что у империи нет альтернативы, кроме пути, проложенного Европой. Он, как и многие, был очарован "цивилизацией Фауста", понимая, что требованием «курить трубки и пить кофей» российскую экономику на европейские рельсы не переведешь. В 1809 году Сперанский представил Государю проект коренного реформирования России. Прежде настроенный на перемены Александр Первый раскритиковал эту работу. Он уже сомневался в необходимости реформ. Дело в том, что результатом, к которому стремился министр, должна была стать не только Конституция, но и отмена крепостного права, а в Петербурге большинство представителей высшей знати пребывало в уверенности, что крепостное право – это и есть сама Россия. Отменишь одно – погубишь другое.

ПОЧВЕННИКИ И ЛИБЕРАЛЫ

  Вопреки распространенному стереотипу, противники освобождения крестьян не были отсталыми и недалекими "держимордами". Достаточно сказать, что убежденными крепостниками были Пушкин, Жуковский, Державин, Вяземский, Баратынский и многие другие записные западники 19 века. Сегодня кинорежиссер А. Кончаловский, известный своими симпатиями к европейской культуре, призывает к пониманию русской культуры, которую сравнивает с «огромной архаической плитой», которая «лежит во всю Евразию и восходит к самой языческой древности». Точно также и представители «золотого века русской литературы» видели под заскорузлой оболочкой крепостного права нечто большее, чем просто дикость и отсталость. Как правило, будучи исследователями отечественной истории, они лучше других понимали, что идея поместной крепости не смогла бы найти своего воплощения в реальной жизни, если бы в ключевых моментах не совпадала с механизмом общинной самоорганизации славян. Не случайно оппозицию Сперанскому возглавлял историк Карамзин. 
   Как известно, победила точка зрения западников, которые, в конце концов, и отменили крепостное право. С другой стороны, страхи патриотов тоже оказались не напрасными: волна, поднятая реформой 1861 года, накрыла Россию в 1917 году. 

ГИБЕЛЬНЫЙ УСПЕХ РЕФОРМЫ 

   Главной целью отмены крепостного права была индустриализация России. В этом смысле проект оказался настолько эффективным, что в 1861–1913 годах население страны стало увеличиваться на 2 млн ежегодно. Прирост объема производства сначала составлял 85 % от среднеевропейского, но уже с 1880 года темпы экономического роста России разогнались настолько, что валовой национальный доход стал ежегодно увеличиваться на 3,3 %. В итоге, за 52 года после начала реформ Александра II национальный доход России увеличился в 3,8 раза, а на душу населения — в 1,6 раза. Наибольшие успехи наблюдались в промышленности. С 1881–1885 по 1913 год доля России в мировом промышленном производстве возросла с 3,4 до 5,3 %, при этом наращивание темпов экономического развития сопровождалось повышением уровня жизни крестьян. Что касается положения рабочего класса, то на этот счет есть хрестоматийное заявление президента США Уильяма Тафта, сказавшего в 1912 году, что Николай II «создал такое совершенное рабочее законодательство, каким ни одно демократическое государство похвастаться не может». 
  В одной из своих ранних работ, ставшей классикой по проблемам модернизации,      С. Хантингтон установил наличие «прямой связи между быстрым экономическим ростом и политической нестабильностью». Известный американский экономист и социолог М. Олсон так же считал быстрый экономический рост «важнейшим дестабилизирующим фактором», более того — «основной силой, ведущей к революции и социальной нестабильности». Оказывается, революции XVI века в Нидерландах предшествовал взрывной экономический рост, затронувший как промышленность, так и сельское хозяйство. В Англии с середины XVI века и до начала революции и гражданской войны наблюдалось галопирующее промышленное развитие. Во Франции активное преобразование сельского хозяйства начинается со второй половины XVIII века, а период с 1760 по 1790 год характеризуется успешным промышленным развитием и рассматривается как первая фаза промышленной революции. Германия в период, предшествовавший революции 1848 года, переживала настоящий промышленный переворот, за которым последовал бурный экономический рост. Подобные явления наблюдалось не только в Европе, но и в таких странах как Мексика, Иран и др. 
  В России, по мнению современного историка Бориса Миронова, стремительное улучшение жизни в различных сферах общественного организма имело асинхронный характер. Причем, нередко одних - за счет других. «В ходе модернизации возникает дисгармония между культурными, политическими и экономическими ценностями и приоритетами, разделяемыми разными социальными группами. В полиэтничных странах модернизация способствует обострению национального вопроса. Все это имеет одно фатальное следствие — увеличение социальной напряженности и конфликтности в обществе. Причем, чем быстрее и чем успешнее идет модернизация, тем, как правило, выше конфликтность». Иными словами, причиной революции в России стала не бедность и нищета, а как раз наоборот – быстрое улучшение жизни. Точнее побочный эффект, который неизбежно влечет за собой всякая акселерация. В этом смысле реформа была не просто эффективной, а слишком эффективной - паровоз российской экономики летел по рельсам с раскаленным докрасна котлом... 

ПОДВИГ АЛЕКСАНДРА ОСВОБОДИТЕЛЯ

  Почему Александр II отменил крепостное право? Ведь об этом мечтали все его предшественники на российском троне, начиная с Петра III, но никто из них так и не решился принять на себя ответственность за этот шаг. Ответ прост: у Александра II не было выбора. Слишком много причин требовали незамедлительных и решительных действий. 
  Первой из них была даже не сама Крымская война, а попытка Николая Первого, августейшего батюшки Александра Второго, еще раз использовать мобилизационный механизм поместной крепости. В 1855 году из крепостных крестьян было сформировано 236 дружин, чтобы противостоять войскам коалиции (Франция, Великобритания, Австрия, Пруссия, Сардиния и Турция), но ожидаемого результата не получилось. Николай I не пережил поражения, и его сыну Александру II, после похорон отца, пришлось под улюлюканье Европы выполнять унизительные условия Парижского Трактата. Одновременно он должен был гасить крестьянские волнения в южных губерниях. Бунтовали не просто крепостные, а отставные нижние чины российской армии, которые были возвращены своим помещикам. О размахе массового неповиновения свидетельствуют сухие статистические данные: с 1855 по 1860 гг. было зафиксировано 474 крестьянских выступления! (Blum J., 1964, pp. 557—558.)
  Еще более мрачной тучей висел вопрос управляемости российских территорий. Огромные пространства страны превращали российскую государственность в фикцию. Чтобы «прокатиться» по ямской дороге от Москвы до Кривощековской переправы через Обь, служившей главным транспортным коридором «Запад-Восток» (в 1860 году здесь даже планировалось строительство города – в архивах Госстроя СССР обнаружен соответствующий документ), надо было полгода гнать лошадей. А за Обью до самого Тихого океана простиралась еще более огромное пространство, практически не освоенное и никем не управляемое. Если раньше на эту ситуацию можно было смотреть сквозь пальцы, то в середине 19 века – никак. Колониальная активность французов и англичан, уже прибравшим к рукам весь Индокитай, не оставляла места для сомнений: онемевшей восточной окраине России недолго оставалось быть «бесхозной». А уж о Русской Америке, прятавшейся где-то за туманами Берингова пролива, и вовсе говорить не приходилось…
   В великосветских салонах Петербурга не утихали споры о необходимости железнодорожной хорды, которая бы стянула территорию страны в единое целое. Ведь восточные границы империи можно было содержать, если есть возможность оперативно перебрасывать ресурсы из европейской части страны - войска, переселенцев, материальную базу. Сделать это было возможно только за счет недавнего изобретения англичан – «рельсовой дороги». О строительстве столь наукоемкого новшества, тем более в масштабе гигантской России нечего было и думать. По тем временам это было все равно, что построить и запустить сеть орбитальных стаций. Не каждой индустриальной державе подобное было под силу, а Россия в первой половине 19 века представляла собой самую что ни на есть «дремотную Азию». Аграрная, архаичная страна, преобразить которую в индустриальную державу могло только чудо. На него и сделал ставку Александр II. 
   Историкам еще предстоит оценить величие одинокого решения царя, шагнувшего против всего и всех. 3 января 1857 года Секретный комитет, созданный еще Николаем I для предварительного обсуждения новых государственных проектов, был реорганизован в Главный комитет, который так и назывался: «О помещичьих крестьянах, выходящих из крепостной зависимости». Сочинять законы не было надобности – они были написаны еще во времена Николая I, которому, в свою очередь, перешли наработки предыдущих монархов, так же желавших покончить с крепостным правом. И накал страстей вокруг 17-ти законов, которые составили «Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости», тоже нисколько не уменьшился. Александру II пришлось поставить «на кон» весь свой императорский авторитет, чтобы прекратить прения. 28 января 1861 г., выступая на Государственном Совете, он так и сказал: «Повторяю, и это моя непременная воля, чтоб дело это теперь же было кончено… Всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства». В итоге 19 февраля (3 марта) 1861 года в Петербурге вышел Манифест «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей». 
  При всей неразберихе, которая охватывает пассажиров судна, накренившегося на борт во время крутого поворота, новый курс может стоить разбитой посуды. Гениальность задуманной реформы состояла в том, что она ничего не меняла в государственном устройстве России, кроме юридического статуса крестьян. Бывшие крепостные становились лично свободными, и это открывало им возможность перебираться в город. 
  Наводняя рынок труда дешевой рабочей силой, выходцы из деревень подстегивали интерес купцов и дворян к предпринимательству. Как грибы после дождя стали появляться заводы и фабрики, но главный замысел реформы состоял не в том. Для индустриализации экономики нужны большие капиталы, которые можно было сформировать только за счет скупки земли – другого ресурса у России не было. И земля пришла в движение! Те помещики, которые понятия не имели, что им делать с землей без крепостных, в новых условиях стали массово разоряться, выставляя на продажу свои участки. Так в России были созданы предпосылки для индустриального развития. 

ВМЕСТО ЭПИЛОГА, ИЛИ ЧЕМУ НАС УЧИТ ИСТОРИЯ

  Почему же все-таки «прогресс и ускорение», вызванные отменой поместной крепости, стали причиной революции? Ведь многие страны проходили периоды подобного экономического роста, и далеко не всегда опасный период завершался переворотом... 
  Автор классического труда по истории революций К. Бринтон: «предпосылки революций могут сформироваться не в любой момент, а лишь на особых переломных этапах». Очевидно, таким «переломным этапом» в России надо считать упразднение монархии – ведь Временное Правительство оказалось не в состоянии заполнить образовавшийся вакуум власти. Сложилась ситуация, когда Земля и Власть - оба столпа российской государственности - оказались ослабленными настолько, что достаточно было ветерка, чтобы все строение «сложилось». Древний кошмар потерять Россию вместе с поместной крепостью неожиданно обрел вполне конкретные очертания. 
  Большевики вошли в уже разрушенный храм. Тысячелетнее здание было снесено, а новое не продержалось и ста лет, доказывая правоту тех, кто настаивал на необходимости восстановления баланса между Землей и Властью. И сегодня, когда все население страны неминуемо попадает в зависимость от кредитных и жизнеобеспечивающих организаций (водо-, тепло-, электро-снабжение и проч.), можно говорить о закабалении народа по европейскому образу. Ведь принуждение исходит не от государства, а от частных собственников. Соответственно, мы вправе ожидать и последующий отход от системы запретов, какую до сих пор накладывала на русских православная культура. Нас ждет Ад, если не найдется правитель, который, подобно Александру II, развернет курс государства в сторону восстановления статус-кво в части государственной монополии на насилие. Это сделать можно только, ограничив право частной собственности в сфере систем физического и социального жизнеобеспечения. Кроме того, необходимо будет сформировать Правительство, ориентированное на восстановление диалога между Землей и Властью. Очевидно, это должна быть программа реабилитации идей Земства, которое, в конце концов, должно будет принять под свой контроль Власть. Тогда у России появится шанс на неизвестное будущее. И, возможно, оно будет не таким уж и плохим.

Федор ГРИГОРЬЕВ

НОВОСИБИРСК