ГОЛУБАЯ СОЛЬ

ГОЛУБАЯ  СОЛЬ

  Я сейчас расскажу, как из лингвиста (по диплому) можно стать начальником отдела неординарных спецопераций. Двадцать лет прошло, говорить можно.

  В 1995 году я заканчивал аспирантуру Военной дипломатической Академии и готовил свой диплом к защите. Тема диплома: «Однокоренное происхождение языков венедов и руссов, идентифицированное по древним письменным источникам японской, индийской, шумерской, египетской и арабской культуры за семь тысяч лет». И вот, за месяц до защиты, мой учёный руководитель (недавно и тихо пополнивший штатное расписание Академии) вдруг сказал:

  - Чтобы ты, Кораблёв, малость поумнел, я не подпишу тебе право на защиту в этом году, а порекомендую взять другую тему для диплома. Ещё три года посидишь в аспирантах, напишешь сто страниц правильных доказательств истинного происхождения языка славян и руссов от языка карпатских горцев всего семьсот лет тому назад. Что блистательно было доказано ранее доктором американских наук, великой еврейской просветительницей М. Гимбутас. Получишь за диплом оценку «отлично», заодно наберёшься ума».

  - Уважаемый господин с двумя паспортами, - ответил я ему, непонятному учёному, - наше русское понятие УМ означает всего лишь мозг. Мозг барана, осла, шимпанзе, паука или твой мозг. Мысли, образы и деяния выдаёт из Ума то, что называется МУ, - мудрость, наполнение мозга. МУ у тебя нет.

  После чего, меня тут же, по ходатайству моего учёного руководителя, предложили выкинуть из аспирантуры Военно – дипломатической академии. Конечно, со справкой, что я курс лекций прослушал и могу работать преподавателем начальных классов средней школы.

  Начальником нашей Академии был в ту пору замечательный человек. Иванов Валерий Александрович, генерал–полковник, он с моим отцом… грибы искал, то ли в Африке, то ли в Парагвае. Потом они вместе землянику собирали, то ли в Уругвае, то ли в Зимбабве. Вызвал Валерий Александрович к себе на приём Кораблёва Дмитрия Сергеевича, то есть меня и говорит:

  - За что же ты, брат, так не любишь учёных лингвистов, рекомендованных нам администрацией нынешнего Президента?

  - Есть за что, Валерий Александрович. Но это надо показывать предметно.

  - Подскажи – как?

  - Позвоните моему учёному наставнику и спросите его, что такое, например, «монета». Вы же нумизмат, если я правильно помню.

  - Правильно помнишь.

  Набирает Валерий Александрович номер внутреннего телефона и сразу заливает в трубку:

  - …понимаете, профессор, я поспорил тут с коллегой…у слова «монета» есть перевод?

  И включает «громкую связь». Из динамика раздаётся барский голос:

  - Нет, господин Начальник Академии, нет перевода у слова «монета». Это слово римское, оно есть номинатемное производное, то есть именовательное, а имена перевода не имеют.

  - Спасибо.

  Бросил Валерий Александрович трубку на телефон:

  - А ты чего скажешь?

  - А вот, есть наши древние слоговые понятия «мо не та, мо ги ла, мо ло ко, мо ро ка»… и ещё сто сорок слов с первым понятием «Мо» - прах предков. И все эти понятия имеют перевод. На эту тему я как раз и диплом писал.

  - Прах предков? Не сильно круто загнул?

  - А зачем мне загибать? Понятие Мо Не Та буквально обозначает, что «Прахом предков гарантированную цену, указанную на монете, отдаю тебе». Длинный перевод, конечно. Так ведь по истечении многих тысяч лет… язык наш стал малость длинноват.

  - Дааа. А ведь, действительно…Подаёшь монету, на деле – кусок металла и как бы клятву подаёшь…Так можно и кусок дерева передать в обмен на коня. И коня получить, если дерево будет «монета». Гарантия предков - это великая, священная клятва... Так что будем с твоим дипломом делать?

  - А я ничего не буду делать, товарищ генерал–полковник. Как раньше пели: «Нет, так не надо, другую найдём!»

  - Чего – «другую»? Ты мне смотри тут, разбаловался без отца… Я тебе…

  Я генерал-полковника Валерия Александровича хорошо понимаю. На дворе 1995 год и в стране лихость. Перед главным нашим супостатом мы нагнулись, как баба-поломойка. И командуют курсантами теперь сплошные штатские и как бы учёные… как мой научный руководитель.

  Помолчал генерал-полковник, свою думу подумал. И негаданно спрашивает:

  - Ты, значит, можешь, вот так запросто, вытащить натуральный и главный смысл любого слова?

  - Могу. Особенно - древнего слова. Их у нас много написано на географических картах. Вся картина мира на географических картах видна - где золото, где старый храм, где, скажем, Боги абсолютное оружие спрятали…

  - Ну? И это можешь определить?

  - Могу. Но потом обязательная проверка нужна. С трёх сторон, как в глубинной разведке.

  - Молодец, не хвастаешься без опоры на реальность. А вот что такое «Габала»?

  И смотрит на меня Валерий Александрович не с насмешкой, а очень даже серьёзно. И я его понимаю. Ибо у нас с Азербайджаном насчёт этой Габалы идёт сейчас нешуточная война нервов и нешуточный (по деньгам) торг. Это горное плато – Габала. Там стоит одноимённый городок. И там стоит наша, Российская загоризонтная РЛС, которая американскую ракету сразу ущучит, когда она только пёрышки расправит, чтобы лететь... на наши головы.

  - Габала… До того, как на Ба Ку, на «Божий остров», пришли предки азербайджанцев, там жил народ Аль Гузии. «Те, которых Бог вытопил изо льда и размножил». Тот народ на плато Габала имел алтарь своего Бога. На котором они и творили «габала». Брали череп врага, отпиливали острым камнем макушку, чистили, полировали и делали себе посуду для еды и питья…

  - Фантазия разыгралась? Охолонись!

  А мне уже не остановиться, я почуял, что попал в некую серьёзную тему:

  - Вот почему при выборе места для нашей РЛС тогдашние, ещё советские азербайджанские руководители, выделили именно это, чёрное для них место. Мол, пусть русские тут потопчут чужого и страшного Бога. И тот Бог не даст русским правильно работать на ихней огромной железяке, и не осквернит убийством американских ракет мусульманскую землю!

  - Может, сменим тему беседы, курсант Кораблёв?

  - Три минуты осталось, самых важных, товарищ генерал-полковник! Но и до того, как там, на Габале, народ Аль Гузии пилил себе чаши из вражеских голов, там кто–то жил, поболее грамотный, чем «габалинцы». Ибо самое древнее понятие, что вытекает из Га Ба Ла, обозначает, «здесь спрятан белый огонь Бога». То есть, там спрятано абсолютное оружие Бога Дракона. Или иного Бога…

  - Абсолютное оружие…? Не сочиняешь?

  - Мой папа не даст соврать. Спросите у него. Он сегодня на даче… самовар ставит. Ну… если под Габалой спрятано не абсолютное оружие, то уж мощная энергетическая установка, класса «Чернобыль», точно и грамотно там запрятана.

  - Тогда выйди в приёмную, там, в холодильнике, минеральная вода стоит. Попей. И подожди, я тебя вызову.

  А сам уже тянется рукой к телефону с красной звездой на корпусе. Я долго минеральную воду пил. С половину часа. Пил и думал, что отец меня раскатает по стенке за отсутствие диплома, и буду я всё же писать диплом, в котором с тимпанами, цимбалами и ликами постараюсь доказать карпатскую молодость русского языка…

  Звонок, и я возвращаюсь в кабинет начальника Академии.

  - Я сейчас переговорил с Валентином Владимировичем… Объяснил ему, что такое Габала и кто такой есть ты… Сейчас за тобой приедет офицер и ты… где - то там… встретишься с Валентином Владимировичем. Он тебе задаст вопрос. Если ты правильно на него ответишь, то иметь тебе диплом по своей теме… Во славу Вооруженных сил Федерации! Понял? Но диплом ты станешь защищать честно, как все его защищают! Понял?

  Как не понять? Валентин Владимирович, это Корабельников, большой человек в разведке… Потом, через два года после первого нашего с ним разговора, станет он начальником ГРУ ГШ МО РФ. И три раза выдаст мне такие задания, от которых вздрагивали все сакральные артефакты на нашем глиняном шарике.

***

  За мной приехал полковник, но в штатском. Звали его Николай Петрович… Повёз меня Николай Петрович на Проспект Мира. Там, в том доме, внизу кафе «Лель» (где Василий Шукшин обыкновенно принимал «ночной колпачок»), имелась трёхкомнатная квартира со старой добротной мебелью, но с бирками гостиницы. И где ожидал меня Валентин Владимирович Корабельников.

  И тот человек, Валентин Владимирович, без всяких рукопожатий, подвёл меня к карте Сибири на стене (полчаса назад скотчем прилепили) ткнул пальцем повыше Саянских гор, попал прямо в посёлок Ерёма, что стоит на реке Нижней Тунгуске и вопросил:

  - Здесь, случаем, нигде нет, по твоему словарному разумению, мощной энергетической установки?

  - А надо, чтобы была именно здесь?

  - Ну, вправо–влево, ну, на Север, километров триста можно люфт допустить.

  Гляжу я на карту Сибири… А что мне на неё глядеть. Я её прекрасно знаю. Там центровая точка – озеро Байкал. На языке древних – «Баал Кар», а ещё более древних людей – «Ла Му», что значит «Спрятался мудрый». И недалеко от того озера есть две речки с почти одинаковыми названиями. Я от тех названий аж ёжился, когда по трём древним источникам сверял правильность моего перевода названий этих гидронимов. Названия не то, чтобы трудные, но очень грозные. И вот там, куда указующий палец Валентина Владимировича ткнулся, рядом была как раз та речка, которая прямо намекала на ядерную бомбу. Ну, не на бомбу, но на энергию ядерного распада, это точно. А там где ядра расщепляются, там всегда можно и себе немного электрической энергии отщепить.

  - Вам, Валерий Владимирович, - спрашиваю, - именно электрическая энергия нужна?

  - Да.

  - Есть там энергия. И много.

  - А сколько много?

  - Минимум…10 000 мегаватт. Хватит?

  Молчит пока Валерий Владимирович. И я молчу. Но я знаю, что именно он сейчас просчитывает. Примерно, вот это:

  «Проект «Большая Волга» с каскадом гидроэлектростанций возле Куйбышева» обеспечивает электроэнергией Уральский центр по выработке боевого урана. Точно так же американцы поставили атомный центр Оук–Ридж, который запитывается от самой большой в мире ГЭС Биг Сей в ущелье Колорадо».

  Я же ему предложил только половину мощности этих двух гигантов.

  - Хватит нам… пока и 500 мегаватт. – говорит, наконец, Валерий Владимирович. – С перспективой развития… Второй основной вопрос – какая материальная и рабочая сила там понадобится для получения той энергии?

  - Могу ответить только после разведки на местности.

  - Нет, сейчас ответь. Скажи, разве понадобится там город на сто пятьдесят тысяч жителей, железная дорога, три комбината ЖБИ, аэропорт, асфальтовое шоссе… Понадобится город? В глухой и безлюдной сибирской стороне?

  - Ну, если честно, и если там спряталось то, о чём я прочитал на карте, то понадобится только батальон солдат стройбата, пять тракторов типа «челябинец», пять буровых установок, которые сверлят скважины в степях для воды… Ну и солярка для тракторов и людям поесть–попить… Да, конечно, понадобится пара специалистов по атомным станциям, не теоретиков, а практиков. А лучше – один. Для соблюдения секретности.

  Валерий Владимирович отошёл от карты, сел в кресло и призадумался.

  - Не надо меня на Канатчикову дачу везти, товарищ генерал, я правду говорю!

  Генерал даже на меня не глянул. Говорит Николаю Петровичу:

  - Вызывай сюда полковника Виктора Семёновича, маракуйте, что вам надо для экспедиции в те края. И послезавтра утром с аэродрома Жуковского отбывайте в сибирские дали. Что ещё Кораблёву понадобится, так решайте моим именем…

  Вышел, что–то про себя сказал. Но не прощальное.

  - Что он сказал? – Интересуюсь у Николая Петровича.

  - Сказочник, говорит, попался.

  Тут я, совершенно голодный, весь день на ногах и на студенческих нервах, говорю:

  - Вот, пошли сейчас вниз, в кафе «Лель», там я тебе расскажу, какой я сказочник и что я там, в селе Ерёма, увидел под землёй. Потом примем «на посошок», и пойду я преподавать младшим школьникам историю родного края.

  - Никуда ты теперь от нас не уйдёшь, командир, – заявляет мне Николай Петрович, - к нам вход рубль, а выход – два. Пойдём на улицу, там второго полковника подождём… Перед походом в кафе «Лель»…

  ***

  В село Ерёма прибыли мы вертолётом. Там половина домов пустовала, так что разместились мы вполне комфортно. Электричества не было, зато русские чёрные бани стояли при каждом дворе… А после нашего прибытия пошли по реке баржи, появился свет в домах, продовольственный магазин открылся и, надобно сказать, этот факт возобновления жизни села страшно разозлил ерёмовский народ против местного колдуна. Звали колдуна дедом Купалычем, имел он длинную бороду, возраст не менее девяноста лет, ходил прямо и не кашлял. Ибо не курил. Местный народ, напуганный рыком внезапно появившейся техники и командами многих людей в военной форме, сам привёл в наш штаб Купалыча и хором выдал нам заявление, что этот «враг народа» имеет аж пять жён, двадцать восемь детей в окрестностях и никак не помрёт! Привели к нам Купалыча бабы. Мужики, видимо, попрятались:

  - Заарестуйте его, товарищ командир и сдайте в Красноярскую тюрьму!

  - А поближе тюрьмы нет?- спрашиваю.

  - Нету!

  - Зависть вас гложет, товарищи женщины, - говорю я, - а не проявление социальной справедливости относительно законной свадьбы–женитьбы. Прошу добровольно в этом сознаться!

  Самая горластая баба, возьми да и сознайся:

  - А чё это он, блазнитель, меня в свои жёны не взял? У меня и статность белого тела есть, и грудь как у Мерлин Монро! И в работе я успеваю… А Нюрку Кушнарёву вместо меня взял! У неё огород маленький и ноги как спички! Какая она жена? Кому нужна?

  - Нюра ведь сирота, - подал, наконец, голос и сам злодей-Купалыч. – Кто бы ей в наше время жизнь направил?

  - Аааа! Сознаёшься, что сироту нахрапом и обманом прибрал под себя!

  Тут я не выдержал женского согласного ора и велел Николаю Петровичу вызвать в штаб караул. Караул, в виде двух солдат с автоматами, немедленно заявился. Я посадил Купалыча на стул в угол комнаты и образовал караул по бокам его.

  - Взят под стражу ваш злыдень, и завтра за ним прилетит на вертолёте прокурор района. Так что вы, женщины, приготовьтесь. В баню сходите… Ибо полетите вы, товарищи женщины на неделю в район давать показания, проводить очные ставки и подписывать уголовные документы...

  Женщин из штаба от этакой вести как пургой сдуло. У них огороды и скотина, мужики похмельные, это дело и на полдня не оставишь! А тут – неделя!

  Солдат отправили назад, на охрану речных барж, а на столе по знаку Николая Петровича появились два чайника, индийский чай московского развеса, сахар, масло, белый хлеб. Купалыч сам пододвинулся к столу. Говорю ему:

  - Прозвище–то у тебя грамотно соответствует твоему многожённому образу жизни. Купа…у тебя, так понимаю, пока ещё земле не кланяется, на полшестого часу, при деле ещё, всегда и постоянно?

  - Это плохо? - Интересуется Купалыч, намазывая половину батона московским маслом из генеральского пайка.

  - Нет, всё как раз наоборот. Для жён твоих хорошо, для детей твоих замечательно, а для нас так вовсе праздник, что мы тебя тут обнаружили.

  - Это почему?

  - А потому, что годков тебе, наверное, уже за сто?

  - Сто два станется в этом октябре.

  - А твоему ребёночку от Нюрки–сиротинушки, сколько годочков?

  - Пока ещё полгодочка… Это ты к чему клонишь, гражданин начальник?

  - А к тому клоню, дабы ты сообщил про то, где свои волшебные лекарственные травки заготавливаешь?

  Тут Купалыч, надо прямо сказать, глазами начал косить мимо моего лица. Ощущаю, что не скажет. Хоть ты ему кол на голове теши – не скажет. Сибирская порода.

  Что же. На этот случай у меня была домашняя заготовка. Я за неё перед отъездом в Сибирь поднял на дыбы половину отдела материально -технического снабжения МО РФ… Только я собрался Купалыча сразить наповал предметами его личного подкупа, как в избу влетел часовой, что нас охранял, согласно законам проведения тайных операций:

  - Товарищ командир! Там… за стариком приехали! Шесть сыновей и ещё поменьше!

  Я из–за стола выйти не успел, часового за дверь смыло, а в горницу заходят… екера мара, шесть мужиков с наклонными головами. Если бы им головы в наклон не держать, они бы потолок пробили! Здоровые, как лешие, красивые, бородатые, руки как маховики у корабельных дизелей.

  А часовые там на улице, сдерживают (в окно вижу) толпу ребяток поменьше, ибо они помоложе.

  Самый старший сын мне гудит:

  - Начальник! Отца нам отдай! А любого из нас забери в тюрьму. Мы готовы, если так надо. Но отца отдай…Семья …вон…просит тебя из милости.

  За окном и женский гул и девчоночий всхлип. В сотню человек собралась семья. Но отвечать надо, согласно нашему государственному замыслу. Отвечаю:

  - Отца пока не отдам. Когда он домой вернётся, сказать не могу. Ибо исполняю дело оборонное, особой важности. Но предлагаю обиду на Государство не держать, предлагаю дело решить мировальным обычаем сибирского окраса… Николай Петрович, отведи сынов нашего гостя на склад. Сам знаешь…

  Николай Петрович широким жестом выпроводил огромных мужиков из избы и пошли они в сторону ближайшей баржи, она в ста шагах от штаба держалась за берег.

  - А мы продолжим нашу беседу, Купалыч. Ведь там, где невероятные по силе лекарственные травы растут, там и пчёлы работу имеют. Работы им много. И мёда ты собираешь много. И пыльцы, и маточкиного молочка тоже не напёрсток, а целое ведро… Иначе откуда у тебя такая мужская сила? А пчёлы у тебя, полагаю, вот такого размера…

  И показываю бородатому сибирскому колдуну свой мизинец.

  Он не отвечает, сопит и в окно смотрит. А за окном, у баржи, вся его большая семья топчется, и пять пустых телег выстроились в ряд. На телеги солдаты с баржи уже грузят наш выкуп за стратегические показания этого старожила тайги. (Я без этого «выкупа» отказывался из Москвы улетать). Когда в телеги укладывали связки добротного солдатского обмундирования зимнего кроя, Купалыч молчал. Но вот когда стали грузить коробки с гильзами, металлические ящики со свинцом и порохом, ижевские одностволки да тульские двустволки, мужика прорвало:

  - Откуда про нашу сибирскую беду знаешь? За один патрон я нынче золотом плачу речным спекулянтам… по весу пороха…Тоже хочешь озолотиться, шпынь московский?

  - Чего я хочу, про то я уже спрашивал: где лекарственные травы берёшь, и какого размера у тебя пчёлы?

  - Ну, тогда пошли. Через неделю спешного хода я тебе то место покажу. Где травы и где мои пчёлы.

  - Нет. Мы не пойдём…Мы, Купалыч, полетим. Большой бригадой, на трёх вертолётах.

  ***

  … «Ульзиуль Кем» назывался этот широкий лог, будто нарочно, выпиленный в стародавние времена посреди древней гранитной гряды. И вот что интересно, не поперёк гряды пропилен этот лог, а повдоль неё. Как будто домашний пирожок кто-то непонятливый разделил пополам разрезом повдоль. И начинка того пирожка высыпалась и пропала. Километров пять длиной получился тот неправильно разрезанный Природой пирожок. И шириной метров сто. Более всего меня удивило, что этот лог врезался в древнюю горную гряду как бы полумесяцем. С краёв мелко, а на середине – глыбко… Если смотреть с самолёта, то этакого разреза не уловишь. А с земли смотреть, так и страх берёт. Я у бабушки в деревне видел растение «чистотел». Она соком этого чистотела мне царапины и коросты в детстве прижигала. Мигом проходило. Но тот бабушкин чистотел ростиком был мне до пояса. А здесь он вымахал выше моей головы. Я одно растение переломил в серёдке толстого стебля. Наружу показался яркий желтый сок.

  Николай Петрович сунул в сок палец:

  - Вот это да! Краска, что ли?

  - Редчайшее в Природе явление – растительный раствор ртути. Сифилис совсем шутя лечит…

  Палец у моего полковника сразу почернел. Огромные, будто шмели, в густых зарослях травы гудели пчелы. Гудели на пчелиной звуковой волне, а видом были как пчелиные волки – шершни. Такая пчела, если вертолёт укусит, вертолёт не полетит. Опухнет и колёса отбросит…

  - Пасека твоя далеко? – спросил я Купалыча. - Пасеку здесь держать нельзя…Пасека у меня в двух верстах отсель. За вон тем горным гребнем. Там хорошее редколесье и там родник есть. Этим летучим бандитам пить надо много…И омшанник мой там…

  - А почему пасеку здесь держать нельзя? – между делом спросил я.

  - А почему ты здесь появился с военным отрядом?

  Я промолчал.

  - То-то и оно. Здесь скрыта некая древняя сила. Она и любит и губит. Больше часа здесь не ходите. Вон за той горой укрывайтесь. Там тихо и…обычно. И воды там хватит на целый батальон.

  Я отмахнул рукой, вертолёт завертел своими винтами и Купалыч сообразил, что ему пора домой, к своим семьям.

  - Спасибо тебе, Купалыч, - сказал я вслед таёжному жителю, - ты Государству сэкономил месяц тяжкой поисковой работы.

  - Да не за что…Если чего такого ещё потребуется, так ты меня ищи. Порох и патроны мне всегда нужны.

  - А что, Купалыч, - встрял тут без моего ведома полковник Виктор Семёнович, - ты ещё где-то подобные чудеса разгрёб?

  - Меня ищи, чудеса будут, - буркнул Купалыч. – Сибирь золотое дно. Насчёт чудес…

  ***

  Слава нашим Богам, специалистом по атомной энергетике оказался не застольный теоретик, а вполне разумный практик, Иван Христофорыч, который начинал в Свердловске 65, а теперь колдовал нечто в Обнинске. Или где они там колдуют с атомами?

  - Датчик радиации устойчиво фиксирует излучение в 35 миллирентген в час, - доложил мне Иван Христофорыч. - Жить здесь можно. По часу в день. Ибо норма для нас – 15.

  Мы сидели уже на краю горной гряды. Пили чай. Сзади изредка жужжали вертолёты, завозили грузы и личный состав. У речки, в полукилометре от гряды, стучали топоры, там солдаты привычно рубили себе деревянную столовую, казарму, баню и ватерклозет.

  - А отчего здесь пчёлы такие большие? Отчего растения стоят не травой, а лесом?

  Иван Христофорыч долго раскуривал свою трубку, ещё сталинской даты произведения, потом ответно спросил:

  - А отчего ты сюда армию выманил?

  Сзади разом засвиркали два вертолёта. Один тащил трубы, второй, тоже на внешней подвеске, тащил трактор.

  - Пойдёмте, - говорю, - прогуляемся, товарищ академик. А то тут нам друг друга и не услышать.

  Мы прямо через тот атомный лог перешли на левую половинку горной гряды, с неё спустились, и нас как отрезало от всех промышленных и армейских звуков. Нашли пару камней, присели в холодке.

  - Я полагаю, Дмитрий Сергеевич, - это академик мне говорит, - что там, споднизу, не только атомы урана бегают. Там ещё есть некое излучение. Реликтовое. Оно и заставляет растения подыматься выше человеческой головы, а пчёл прикидываться шершнями…Теперь будет мой вопрос: Откуда вы прознали, что именно здесь находятся залежи обеднённого урана? Геологи здесь два раза были, да как–то эндемичности Природы не приметили.

  - Про геологов не скажу, почему не приметили, а вот про своё видение проблемы растолкую… Здесь, недалеко, речка есть, называется Ботогол…

  - Боготол, извините…

  - Вы меня извините, Иван Христофорович, река БОГОтол, она туда, на запад, размещена. А эта река называется БОТОгол. Название её и описывает то, что вы описали под землёй этого лога. И есть у нас озеро Байкал, священное озеро по преданиям предков, с самой лучшей пресной водой на планете. И кто-то весьма мудрый, в отчаянно далёкие времена, решил защитить озеро Байкал от разной природной и человеческой нечисти… типа уран.

  - М… да. Защитить можно… ну ведро с водой, ну цистерну. Но озеро защитить от атомного излучения…? Нельзя!

  - Можно. Долго говорить не стану, но перед Байкалом возведена подземная стена из чистого графита. Длина стены – сто километров, ширина – триста метров, глубина - восемьсот метров. Такая стена защитит Байкал от подземного взрыва стомегатонной ядерной бомбы… точнее, от вредоносного излучения такой бомбы. Поэтому, вычислив, что Байкал защищён графитовой стеной, я вполне логично вычислил, по расположению стены, откуда идёт гаммаизлучение. И вот мы здесь, сидим, облучаемся…

  - Извините, но от голимого природного урана облучиться нельзя. Если в нём не жить.

  - Там, внизу, Иван Христофорыч, расположился так называемый «природный атомный реактор». Его постоянно и в нужных пропорциях питает «голубая соль». И постоянно идёт реакция не взрыва, но плавления урана. И результат есть. Старик здесь, рядом, живёт сто лет, имеет двадцать восемь детей, растения здесь выше головы жирафа, а пчёла может убить медведя. Одним укусом.

  - Хммм. Ученый мир не знает такого понятия в атомной энергетике как «Голубая соль». Откуда вы это прознали?

  - Прочитал в «манускрипте Войнича».

  - Да его же до сих пор не перевели! Зачем обманываете?

  - Американцы не перевели, а я–то русский.

  Иван Христофорыч замолчал, стал набивать свою трубку табаком. Но не прикурил, а стал меня вдруг экзаменовать:

  - Ваше видение реализации здесь малой атомной станции?

  - Есть видение, но, к сожалению, не моё. Тоже взято из древних источников.

  - Ну–ка, ну-ка…

  - Бурим скважины на глубину, скажем, сто метров. Всаживаем в них трубы диаметром полметра. Полтысячи труб хватит. Заливаем в трубы воду и получаем пар, из-за высокой температуры внизу. Пар направляем на турбины и получаем электрическую энергию.

  Иван Христофорович закурил свою трубку и надолго задумался. Он, понимаю, решал технологические вопросы, а это не по мне. Я излагаю принцип, а в металле принцип реализуют специально подготовленные люди.

  - В принципе, - говорит Иван Христофорович, - это очень дешёвое решение получения энергии. И технологически решить этот вопрос не составит труда…

  Тут, в стороне нашего лагеря заорали. Я хватанул мобильную рацию:

  - Что случилось, Виктор Семёнович?

  - Командир! Там… вертолётчик приволок трактор, а второй винтокрыл – буровую установку. Груз оставили на земле, тросы отцепили, а вертолёты не слушают управления, висят на месте, не поднимаются!!!!

  Я побежал на гранитный гребень. Вижу, точно, два вертолёта висят в метрах тридцати над землёй, двигатели орут, а вверх лететь не получается.

  - Пусть приземляются!

  - Не выходит у них приземления! – Кричит в рации голос моего сотрудника.

  - Пусть бросают лестницы, а вы их с земли придержите, а вертолётчикам команда – спускаться! То есть – спасаться!

  - Нет у них лестниц!

  - Тогда пусть выключают двигатели! Падать им низко, мёдом отпоим! На спирту!

  Вертолётчики, получив спасительную команду разом выключили двигатели. Лопасти томительно, минут пять, останавливались в своём вращении, но вертолёты, как висели, так и висят в воздухе.

  Я ну просто ошалел. Иван Христофорыч, даром, что академик, помянул чью–то мать. А вертолёты висят над логом, как на картонку приклеенные картинки. Висят, не падают. Опять ору в рацию:

  - Виктор Семёнович! Свяжитесь с селом Ерёма! Пусть наши хватают рацию и бегут к колдуну! К Купалычу! Я хочу с ним этот фокус обсудить!

  - Есть, сейчас связь наладим!

  - Погоди, погоди! Солдат пошли с верёвками, с крючьями, пусть летунов спасают!

  - Да уже побежали туда солдаты…

  Вижу, что уже и прибежали солдаты под вертолёты. Кидают крючья, а они не летят вверх. Верёвки дёргаются, извиваются, а металлические крючья как на магните сидят. К солдатским рукам прилипли и не отстают.

  - Нет, я на такую работу не договаривался, - сообщает мне Иван Христофорыч, - распоряжение дайте доставить меня в Москву!

  До меня слова атомного академика доходят слабо. Я соображаю насчёт того, что же такое активно мыслящее встало в оборону природного атомного реактора? Буровую установку, пока кусок металла, оно не тронуло. Трактор «челябинец», пока не работающий кусок металла, тоже ему не интересен. А что будет, если буровую и трактор заведут? В смысле – оживят? Аж дыхание захолонуло, ибо ничего не будет. Не оживёт, чую я, ни буровая установка, ни трактор… Пообещал я серьёзным дяденькам сладкий пряник добыть, а он и не добывается. Имея в этом далёком сибирском краю мощную автономную электростанцию, можно было и пять дивизионов МБР подземного базирования спрятать, или аэродром стратегической авиации разместить, или, вообще – космодром…А вот не даст нам подземная сила этого сделать. И тогда мне диплома ВДА никто не даст. И отец меня по плечу не похлопает…Бороду мне, что ли сейчас отпустить и притвориться очередным сыном Купалыча? Чтобы в Москву не возвращаться?

  Затрещала рация:

  - Купалыч на связи!

  - Что же это такое, отец родной? – спрашиваю я. - Почто нам такое наказание? Что ты от меня скрыл в этом чёртовом логу?

  - Погоди, начальник, не ругайся. Скажи вертолётчикам, чтобы покрепче держались, а потом все приборы выключили. Чтобы ни грамма электричества в летающей машине не бегало.

  Виктор Семёнович, что слушал наши переговоры, предал их вертолётчикам.

  - И что будет, Купалыч?

  - Упадут.

  - А почему?

  - А потому, что здесь, в логу, видимо, джеда установлена. Она летающие предметы не уважает. Больше ничем помочь не могу!

  Джеда! Вот ещё бес на мою голову!

  Рацию выключил, смотрю, а оба вертолёта, один за другим, прямо гирями рухнули на землю. Правда, почва в том логу мягкая, вижу, что вертолётчики вываливаются из кабин целые, но злые. Пронесло…

  Но джеда! Откуда она здесь? Откуда про неё старый колдун знает?

  ***

  Через сутки мы джеду нашли. Этот огромный каменный гриб стоял на правой гранитной гриве, уже старый, уж очень древний. Мы его капитально обмотали проволочной сеткой. Но сетка земли не касалась, а был по ней пропущен отрицательный заряд, а положительный электрод смотрел в небо. Изолировали мы таким образом мощную автономную (и очень древнюю) электрическую силу.

  Так что и вертолёты наши летали и трактора бегали… И стройка дешёвой электростанции (на 500 мегаватт) малыми силами началась…

  ***

  А с джедой я так и не разобрался до конца. Некогда было. Мне диплом выдали (без защиты, за особые заслуги) и выдали кабинет, да не один, а три. И впридачу мне назначили сотрудниками полковников Колю и Витю. И стал я именоваться «Гражданский сотрудник ГШ МО РФ, начальник отдела нестандартных специальных операций»…Джеда, джеда…Знаю, что она вырабатывала электроэнергию и ещё какую–то силу. Та сила поднимала в воздух гранитные блоки весом в тысячу тонн. Жаль, что мне тогда некогда было…жаль…

Владимир ДЕГТЯРЁВ

25 января 2015

Комментарии (0)