"РУССКИЙ ОРКЕСТР ПРАВА НА ФАЛЬШЬ НЕ ИМЕЕТ!"

Окончание. Предыдущую часть интервью читайте здесь.  

 

  Отвлекусь немного и скажу, что с Баевым судьба впоследствии сыграла злую шутку. Он занимал очень высокие должности в отечественной культуре: был в разное время заместителем главного редактора отдела музыки народов СССР, заместителем главного редактора Всесоюзного радио, начальником управления музыкальных коллективов и театров Министерства культуры РСФСР, директором музыкального училища имени Гнесиных, директором музыкального фонда Союза композиторов СССР, директором методического кабинета Министерства культуры Российской Федерации.  А позже, с 1996 года, вынужден был работать у нас в области в Северном районе в качестве директора музыкальной школы…  Надо сказать, что он очень много вложил душевных и физических сил в превращение этой школы из простой музыкальной в школу искусств, дал ей мощный импульс развития. Сейчас эта школа по праву названа его именем! В 2005 году я перетащил его в Новосибирск, предложив занять должность директора нашего оркестра. Правда, проработал он у нас недолго – в 2009-м Анатолия Ивановича Баева, к сожалению, не стало… 

   - Жаль! …Но вернёмся к утверждению вас столь солидной комиссией на должность главного дирижера новосибирского оркестра!..

  - …Вернёмся! Меня утвердили. И с тех пор вся моя жизнь протекает в совершенно интересном, чудном городе Новосибирске, где у меня очень много знакомых, друзей, учеников… Я долго работал в Новосибирской консерватории, был даже период, когда совмещал руководство оркестром с заведованием кафедрой… Работал со всеми наиболее выдающимися в моём понимании солистами нашего оперного театра…

   Считаю, что мне повезло в жизни! Повезло изначально! Ведь еще студентом я учился вместе с такими ныне известными и знаменитыми людьми как Евгений Георгиевич Гуренко – наш Женя. Он с 1972 по 2006 годы – в течение 34 лет! – был ректором Новосибирской государственной консерватории… Профессор, доктор наук, действительный член Академии высшей школы…

   Другой мой однокашник – Витя Захарченко, хоровик, руководитель знаменитого Государственного академического Кубанского казачьего хора, народный артист России, Украины, Абхазии, Адыгеи, Карачаево-Черкесии, Республики Крым и прочая, и прочая… Совсем недавно стал лауреатом Государственной премии и Героем Труда!

   А Валера Егудин! Народный артист СССР!.. Многолетний директор Новосибирского театра оперы и балета, лучший исполнитель партии Отелло в России!.. Не счесть концертов и записей на радио, которые наш оркестр сделал с Валерой, Валерием Григорьевичем!

  - То, что советская система музыкального образования была едва ли не лучшей в мире и готовила высококлассных специалистов, великих мастеров – общеизвестно, и мы с вами об этом немного уже говорили. Но вы высказали определённую тревогу по поводу нынешнего положения в этой сфере. И всё же традиции, заложенные ещё в прошлом веке, наверное, сохранились?

  - Честно?..

  - Конечно, честно! У нас же с вами честное интервью…

  - Я считаю так: то, что сегодня происходит в отечественном музыкальном образовании, иначе как угроблением оного не назовёшь!

  - Вы серьёзно?

  - Серьёзно. Это уничтожение… Идёт постоянный процесс срезания часов обучения по главным дисциплинам. Наличествует следующая глупость, дурость – иначе не назовёшь! – когда министерство образования и министерство культуры, являясь антиподами, делят один общий бюджет. А поскольку у министерства образования кошелек толще, они считают для себя незазорным встревать в учебный процесс профильных музыкальных учебных заведений. Несмотря даже на то, что в специфике музыкального обучения минобр не понимает ровным счётом ничего!  Но, тем не менее, навязывает музколледжам, консерваториям, школам искусств свои всевозможные стандарты… Вот, додумались до редкостного, на мой взгляд, дубизма, что детей музыке надо учить с 12 лет!

  - А до двенадцати нельзя?

  - Нет.

  - И по каким же причинам?

  - Якобы ребенок до этого возраста должен получать общее развитие, уделять большее внимание общеобразовательным дисциплинам, а уже потом начинать заниматься специализированным дополнительным обучением. Например, музыкой…

  - Подождите, но ведь в 12 лет человек – практически сформировавшаяся личность!..

  - О чём и речь... Я по этому поводу горько шучу, что если начинать учиться музыке в 12 лет, то первый сольный концерт состоится на том свете!.. Японцы учат с трёх-пяти лет, у нас уже давно работает аналогичная система, неоднократно доказавшая свою жизнеспособность и эффективность – какого, спрашивается, лешего её потребовалось «реформировать»?!!  Чтобы потом, после внедрения этих реформ, у нас исчезли Вадики Репины, Максимы Венгеровы и прочие гениальные ребята?..

 - И что же делать в данном случае?

 - Отрадно то, что у горе-реформаторов пока мало что получается. Педагоги старой школы как работали, так и работают… Взять, к примеру, Сашу Марченко, который в течение 30 лет возглавляет НСМШ (Александр Тихонович Марченко оставил пост директора Новосибирской специальной музыкальной школы в августе 2023 года, уже после того, как состоялся этот разговор с В. П. Гусевым. — А. Ч.).  Он как вцепился в старый учебный план, так до сих пор и работает по нему. Всеми способами пытается сохранить проверенную систему обучения! Но ведь чиновничество министерства образования что делает в качестве контрмер?! Сокращает этой школе финансирование! Эта школа - с десятилетним музыкальным и общеобразовательным обучением, дети приходят в неё с семи лет, а денег на их обучение музыке до 12-летнего возраста не выделяется! У преподавателей НСМШ и без того копеечные зарплаты, так им их еще срезают! А в 12 лет ребенка учить музыке высоких достижений уже поздно! Катастрофически поздно! Он для обучения исполнительскому мастерству, считай, инвалид...

     - Ну, и как же отыграть обратно? Есть рецепт?..

     - Рецепт?.. Встретился я тут несколько лет назад с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым...

    - Кха!.. С кем вы встретились, Владимир Поликарпович?.. 

    - С Лермонтовым! Михаилом Юрьевичем... Не делай круглых глаз – я не спятил еще окончательно! Это прямой потомок великого поэта и полный его тёзка. Он – доктор культурологии, работал в тесном контакте с тогдашним министром культуры России Владимиром Мединским. Спрашиваю его, Лермонтова, то бишь: «Ну, когда же кончится это безобразие?! Неужели вы не можете решить простого вопроса с академиками высшей школы, слабо владеющими тонкостями музыкальной методики обучения? До каких пор они будут нам навязывать всякие свои  стандарты и на этом основании срезать финансирование?» А он мне и говорит: «Мы неоднократно уже обращались в министерство финансов с вопросом разделения средств на два кошелька. Но минфин не соглашается. Ни в какую! Что с этим делать, мы пока не знаем».  Так оно продолжается и по сей день.

  - А если судить по результату?.. Сказывается такое «реформирование» на выхлопе?

  - Выхлоп ухудшается...

   -  ...Как, впрочем, во всех сферах образования. У нас в журналистике – та же картина. Факультетов, обучающих профессии – пруд пруди, а настоящих профессионалов среди их выпускников – единицы. Недавно брал интервью у одного нашего учёного с мировым именем, а после принес ему готовый текст на сверку. Он прочитал, отложил рукопись и – долго и пристально смотрит на меня... «Ну, – думаю, – сейчас претензий и поправок вывалит на мою бедную голову целый вагон!» Съёжился даже... А академик после томительной паузы говорит: «Не поверите – впервые за последние три десятилетия читал своё интервью, в котором не к чему придраться!»... Впрочем, это я не в порядке саморекламы пример привёл, Владимир Поликарпович, а иллюстрации для...  

  - Да всё я понимаю... Помню, на Новосибирской студии телевидения заглянешь в комнату к дикторам: «Ребята, чаю не найдется?» Они мне: «Володь, заходи!» Зайду, Литвинов меня чаем угощает, а Николай Николаевич Лебедев – уж на что корифей и профессионал! – сидит, травит со мной байки, а сам то и дело поглядывает в толстенный словарь, который у них был вечной настольной книгой: не дай Бог ошибиться в эфире с ударением или ещё какой ляп допустить! А сейчас ошибок и на телевидении, и на радио – лопатой греби! Времена настали полной безответственности. Во всём.

  - Согласен. А как с этим бороться?

  - Ни на чём не настаиваю и ничего не утверждаю, но просто приведу один пример... Из вашего же, журналистского ремесла.

     Точно не вспомню, какой это был год – или пятьдесят четвёртый, или пятьдесят пятый... Но – после смерти Сталина. Студия областного радио тогда размещалась в Доме Ленина. Я мальчонкой отыграл на записи: учащихся музыкальной школы номер шесть записывали для какой-то передачи… Выхожу на улицу. И вижу – у крыльца «воронок» стоит! Дело шло к Новому году. На площади были установлены громкоговорители, из которых  звучали передачи напрямую из студии. И слышу: на всю площадь звучит «Кантата о Сталине», но... на казахском языке! Как потом выяснилось, оператор студии оказался не виноват: он взял коробку с плёнкой, на которой было написано правильное название. Только – вот беда! – плёнки с русским и казахским текстами кто-то перепутал. Сама «Кантата» по хронометражу звучит минут шесть. Но текст идёт не сразу, а где-то через минуту после музыкального вступления. Вступления у всех кантат – хоть на русском, хоть на китайском, хоть на казахском – совершенно идентичны. Поэтому, когда через минуту слова «От края до края...» зазвучали по-казахски, и оператор, холодея, понял, какая совершена ошибка, останавливать трансляцию было поздно... Ну, а с улицы Коммунистической, где тогда размещалась и по сей день размещается служба госбезопасности, до Дома Ленина ехать в те времена было и вовсе - меньше минуты. Потому-то моему мальчишескому взору и предстала эта, на всю жизнь запавшая в душу картина: на площади звучит на казахском языке «Кантата о Сталине», а у главного подъезда Дома Ленина стоит «воронок»...

  - Пример впечатляющий. Если не сказать больше! Жаль того оператора. Времена жёсткие были... Но – вернемся в сегодняшний день! Что у нас получается? А получается вот что: количество и качество специалистов падает, а количество оркестров, как мы с вами уже отметили, растёт...

  - Это ненадолго.

  - Думаете?

  - Думаю. Если дела будут развиваться в том же духе – деградация неизбежна. К сожалению... Сейчас положение дел таково, что мы еще на пике находимся. Старая система срабатывает, куёт качественные кадры. На жестком противоходе, но – куёт! Есть еще золотые педагоги, есть замечательные студенты... Да и мы пока что принимаем людей в оркестр на конкурсной основе – пять претендентов на одно место. Но предчувствия надвигающейся катастрофы меня не оставляют...

  - А вы часом не сгущаете краски, Владимир Поликарпович? Пять человек на место!!! Это же прекрасно! Как говорят в Одессе: чтоб я так жил!  

  - Ну, давайте посмотрим: сгущаю я или нет... К примеру, баянист на сегодняшний день – вымирающая профессия. Её престиж резко упал в последние годы. Да и сам хороший баян стоит уже тысяч восемьсот рублей. Представьте себе, какой это финансовый напряг для родителей подающего надежды ребенка!

   - А может, вовсе не обязательно сразу покупать молодому дарованию баян по цене автомобиля? Можно приобрести на каком-нибудь сайте подержанный, но рабочий тысяч за пять-десять...

  - ...и сразу отбить охоту заниматься на потрёпанном инструменте! Существует проверенная закономерность: чем лучше инструмент у ученика, тем больше он заинтересован в его освоении. Это один аспект. А второй: где вы, кроме канала «Культура», еще можете увидеть, как кто-то играет на том же баяне?  Да и на «Культуре» – лишь отчасти... Я уже не говорю о таких инструментах как домра или балалайка.

  - Знаете, мне кажется, что вы  сейчас противоречите самому себе. И вот в чём! В начале разговора вы сказали, что одна из бед нашей лучшей в мире системы музыкального образования заключается в том, что она «заточена» на подготовку исключительно лауреатов...

  - Да, она, советская система, отличалась от западной. Там готовили и готовят, в основном, оркестровых музыкантов. А у нас лауреатомания была обоснована еще и тем, что ты не станешь профессором, если не выпустишь лауреата. И в то же время – если ты оканчиваешь консерваторию, а твой педагог - не профессор, то ассистентура, аспирантура тебе не светит!

  - Почему же такая сегрегация?

  - Потому что у тебя нет научного руководителя. А правильно ли это?..  Ой ли?! Тоже вопрос! Есть профессор, который защитил докторскую диссертацию, но он теоретик. А есть педагог неостепенённый, но он практик, который знает всю технологию. И надо еще поспорить, кто из них сильнее и лучше!  Тут не всё однозначно...

      Но ты только что сказал, будто я сам себе в чём-то противоречу! В чём же?

  - Именно в том, что как дирижёр  видите издержки лауреатомании, но в то же время говорите о стимуляции ребенка учиться музыке покупкой дороженного инструмента. А что это – баян за восемьсот тысяч! - как не серьёзная заявка на пробуждение в ребенке амбиций на грядущее величие и лауреатство?!  Быть может, не надо этого? Быть может, пусть учится на стареньком дешёвом инструменте и вырастает крепким послушным оркестрантом, о каких мечтают дирижёры?

  - Вопрос был бы интересным, если бы не одно «но». Дело в том, что из бывшего лауреата, потрудившись, можно сделать замечательного оркестранта. А из крепкого, как ты говоришь, оркестранта – замечательного лауреата сделать нельзя. Никак! Какой же из двух вариантов матери-культуре более по душе? Вопрос риторический...

   - А вот у меня к вам еще есть вопрос, и он вовсе не риторический! Звучит он свежо и оригинально: «Что делать?»

  - Действительно, свежо!.. В данном случае я бы задал его иначе: «Что не  делать?» А ответ один: не рушить! Это первое. Культивировать преемственность между старой школой и новой. Это второе. Отойти, наконец, от традиции финансирования культуры по остаточному принципу. Это третье...

  - Подождите, подождите! Остаточный принцип, насколько я понимаю, канул в прошлое...

  - Ничего он не канул! Мы как были вторичны в бюджете государства, таковыми и остались. Все эти разговоры о меценатстве, спонсорстве, благотворительности в отношении искусства – пока что вещи несерьезные! Культуру должно финансировать государство и только оно!!! И финансировать на достойнейшем уровне! Ждать, пока будущие меценаты и благотворители наворуют достаточно денег, чтобы поделиться ими с деятелями искусства, некогда! Да и незачем! Потому что для жуликов денег никогда много не бывает. И – кроме того – моему поколению, поколению старых мастеров, ждать некогда: мы понемногу (а иногда и помногу – как было в пандемию!) выходим в тираж.  Я шучу иногда: мол, нас, стариков, надо сейчас вновь в роддома укладывать – на сохранение! Чтобы смогли удержать и традиции, и исполнительский уровень на хотя бы пристойной высоте!  

  - Если уж мы заговорили о финансировании культуры, не удержусь от вопроса: велика ли сегодня зарплата музыканта в вашем оркестре?

 - Зарплата маленькая. Но, предвосхищая твой следующий вопрос, сразу скажу: если оркестранту дать большую зарплату, он от этого играть лучше не станет.  К нам не на заработки идут!.. В нашей профессии больные, ненормальные люди работают, которые не могут без неё жить. И этим она прекрасна! Да, в самые лютые времена, в 90-е годы, из оркестра ушли  человек примерно двадцать пять. И сменили профессию самым кардинальным образом: стали служащими банков, педагогами, коммерсантами... Но я их могу понять: в ту пору денег в коллективе не было.  От слова «вообще».

  - Кто-нибудь вернулся потом?

  - Нет. Вернуться обратно в нашем деле уже невозможно. Уровень мастерства при отсутствии постоянной практики с годами утрачивается навсегда.

  - Владимир Поликарпович, раз уж мы с вами заговорили о 90-х, не могу не возвратиться к вопросу, который пытался задать вам в начале интервью: как всё же удалось выжить оркестру в ту пору? Ведь многие коллективы  в России, знаю, перестали существовать...

  - Процесс был долгим и мучительным. Из системы радио и телевидения, к которым принадлежали в советское время русские оркестры, их исторгали то и дело! Дольше всех остались при телерадиокомитетах лишь два коллектива: Ленинградский оркестр имени Андреева и Оркестр русских народных инструментов Новосибирского телевидения и радио. В двадцатые годы прошлого века при каждом радиокомитете страны были подобные оркестры. В пятидесятые годы их начали убирать. И очень конкретно завис меч над Новосибирским русским оркестром в 1952 году. Что тогда сделал Иван Матвеевич Гуляев? Он пробил для коллектива поездку в Москву, оркестр триумфально выступил в столице, получил хорошие отзывы и благодаря этому его оставили в покое. Но периодические «наезды» и после этого всё же продолжались...  

  - А почему? Ответственные товарищи полагали, что такой коллектив не нужен? Речь всё о тех же гармошках и балалайках, как «низкопробных» инструментах?

  - Нет, так при Советской власти о народной музыке сказать, конечно, не могли. Просто считалось, что в Москве есть один оркестр Всесоюзного радио – и этого вполне достаточно: он сыграет всё, что нужно! Запишет это и по радио распространит на всю страну.

  - Поразительно! Но ведь такой же подход можно было применить и к провинциальным симфоническим оркестрам!

  - Так ведь и применили! На Новосибирском радио был симфонический оркестр. И его ликвидировали! Подчистую ликвидировали... И если бы в 1956 году к нам сюда не приехал Арнольд Кац, взявшийся за создание оркестра вновь, неизвестно, как бы пошло дело дальше...  Поэтому честь, хвала и добрая память Ивану Матвеевичу Гуляеву, самоотверженно бросившемуся в то время на амбразуру и спасшему Русский народный оркестр!

    Но «ликвидаторы», как выяснилось, не пропали, а лишь затаились... В конце восьмидесятых волны, грозящие разбить наш корабль, принялись подниматься вновь. Да не просто подниматься, а расти всё выше и выше... Художественному вещанию на Новосибирском телевидении стали выделять всё меньше эфирного времени. Королями стали политическое вещание и коммерческое. На нас на студии стали смотреть как на тунеядцев, которые ни черта не делают, а зарплату получают. Мы и в самом деле вынуждены были работать мало – три часа в день, количество записей сократилось до двух в неделю... Наш недельный эфир сократился до тридцати минут чистого времени. В руководящих кабинетах звучал постоянный рефрен: «надо убирать оркестр из штата студии, избавляться от балласта»... И никому в голову не приходило в те перестроечные времена, что замахиваются-то они на национальную культуру, на русскую историю... У меня не счесть было хождений по кабинетам, поездок в Москву. Министерство культуры России пыталось помочь, и в Белом доме я был – у Игоря Шабдурасулова, который работал руководителем аппарата ельцинского правительства. Он выслушал меня, снял трубку какого-то телефона с толстым кабелем и говорит в него: «Валя, нас не поймут! Надо сохранять оркестр!»

  - Это какая же такая Валя?

  - Не «какая», а «какой»... Лазуткин Валентин Валентинович. Он в то время был руководителем Федеральной службы России по телевидению и радиовещанию. И я после этого  вроде успокоился. Но понимал, что всё же перехода на местное финансирование оркестру не избежать: Москва продолжала активно избавляться от лишних, как ей казалось, финансовых нагрузок. Я еще задолго до этого хаживал в губернаторский кабинет к назначенному тогда Ельциным главой администрации И.И. Индинку: «Иван Иванович, нужно что-то думать! Москва, того и гляди, нас вышвырнет из своей лодки. Нужен запасной аэродром!» А он мне: «Вовка, где я тебе столько денег возьму?!.. Сколько тебе надо?» – «Шесть миллионов в год», – говорю. По тем временам это были вовсе не сумасшедшие деньги... Иван Иванович сильно помогал, даже фонд создал под названием «Русский оркестр». Больших денег в этом фонде не водилось, но на афиши, концерты, рекламу хватало. И это уже было подспорье. Вскоре губернатором стал В.П. Муха. Я начал ходить к нему. Потом – к Виктору Александровичу Толоконскому...  А потом ВГТРК, не поставив меня в известность, сделало лихой вираж: согласовав всё с областной администрацией, росчерком пера перевело оркестр в Новосибирскую областную филармонию. Перевести-то перевели, а денег филармонии на содержание оркестра не дали. И мы оказались там в положении приживальщиков! В положении нахлебников мы там оказались... Стоит ли говорить, что на нас стали смотреть, мягко говоря, без особой симпатии. Оно и понятно: подходит время выдать премию «коренным» работникам филармонии, все её ждут, а им говорят: «Какая вам премия?! Эти деньги пойдут на содержание Русского оркестра!» Тем более, что филармония в национальном отношении тогда была совершенно особая организация!.. Помню, Арнольд Михайлович Кац, светлая ему память, любивший наш оркестр и неоднократно им дирижировавший, советовал мне: «Ты, Вовка, себя только правильно тут веди! Не маши шашкой направо-налево, как это делаю я! С этими евреями нужно быть осторожнее!!!» (Смеётся.) Представляешь?!! Арнольд Михайлович был честнейший человек! Потрясающий дядька!.. Хлопал меня в минуты грусти по спине и говаривал: «Всё у тебя будет хорошо, не переживай!.. Потому что у тебя – классный оркестр!!!» Кац понял это сразу. Остальным мы еще лет пять вынуждены были доказывать, что наш коллектив имеет право на существование...  Ведь в первой же газетной рецензии на наше творчество Калужский Владимир Михайлович, художественный руководитель Новосибирской государственной филармонии, написал примерно следующее: «Ну, и что из того, что Русский оркестр – академический?! Ещё неизвестно, как он покажет себя на концертной эстраде...»

  - А разве есть разница: играть в телестудии или же на публике?

  - Конечно! Это всё равно, что наезднику пересесть с выдрессированного рысака на необъезженного: неизвестно, как эта лошадка себя поведет в следующий момент.

   - Но сейчас, хвала Всевышнему, всё позади...

  - Нет. Далеко не позади.

  - То есть?.. Борьба продолжается?.. Да неужели!

  - Борьба сейчас иного характера. Бороться приходится с массовой, попсовой, глобалистской вкусовщиной. И всё тоньше и реже звучит этот наш голосок национальной музыки... Причём, везде: и на телевидении, и на радио, и в прессе. Да и не только в СМИ! Вот вам пример: приходит на должность директора филармонии Людмилина и говорит: «Нечего ездить оркестру на выступления за сотню километров от областного центра!» А на самом-то деле – чем дальше отъедешь от Новосибирска, тем благодарнее публика! Почему? Потому что живут там нормальные люди, гораздо более нормальные, чем в самом городе и пригородах. Там народ истосковался по настоящей, не телевизионной культуре! Вот были мы в Колывани. Приехали туда после 20-летнего перерыва... А почему не были два десятка лет? Потому что в иных кабинетах казалось, что Колывань под боком – сами колыванцы приедут в город на концерт, если захотят. И вот мы с оркестром заявляемся в районный ДК – а там полный зал! Ждали нас с нетерпением... Да еще как принимали – вот-те нате! То же самое было в Искитиме на открытой площадке. Оркестр в районах любят, ценят. И этого зрителя нам упускать никак нельзя!  

  - Давайте теперь про мировоззрение поговорим немножко! Вы человек верующий?

  - Нет.

  - Так сильна советская закалка?

  - Не знаю, как насчет закалки, но когда христианская вера стала широко пропагандироваться в народе, я вдруг обнаружил, что заповеди, о которых сказано в Библии, у меня всю жизнь были в сердце. И я им следую неукоснительно. Всегда.

   - Именно поэтому вы стали членом клуба «Зажги свечу»? Сердце позвало?

  - Ну, ты же знаешь, в этот клуб по своей инициативе вступить невозможно! Как бы сердце ни звало! Я до сих пор не знаю, почему выбор клуба пал на меня... Хотя, признаться, с очень многими членами «Зажги свечу» я знаком  давно и по сей день считаю за честь быть с ними в одном сообществе.

    Иван Иванович Индинок много и здорово  помогал нашему оркестру, я об этом уже говорил. Он очень интересный, неординарный, душевный, отзывчивый и тёплый  человек, которого я знаю, наверное, лет тридцать и счастлив дружбой с ним! С Валерой Егудиным и Женей Гуренко мы вместе учились в консерватории... Глубоко уважаемый мною Николай Михайлович Кудрин здесь тоже был на момент моего вступления... Потом, в процессе общения, перезнакомился практически со всеми членами клуба. Потрясающие люди! Общение с ними было буквально отдушиной в то непростое время. Володя Шамов – его я знаю с той поры, когда он был еще вице-мэром – очень душевный человек!..

  Вообще, когда долго живёшь в одном городе, невольно фильтруешь знакомых тебе горожан на тех, с кем хотел бы общаться, а с кем – не особенно... И вот ведь, что удивительно: в клубе «Зажги свечу» оказались именно те люди, о встрече с которыми подумаешь – и на душе становится тепло!

 

Беседовал Андрей ЧЕЛНОКОВ