Захар Прилепин: «Свобода слова – это не когда можешь говорить, что хочешь, а когда тебя слышат!»

Захара Прилепина не знать сегодня как-то нехорошо! Понятно, что о нашем современнике, которого зовут Евгений Николаевич Прилепин, можно и не ведать, но вот Захара Прилепина, чьим именем подписаны « Грех», «Ботинки, полные горячей водкой», «Санькя», «Чёрная обезьяна» и другие бестселлеры, знать надо. И читать тоже…

Его романы получают престижные литературные премии. Список весьма длинный получается – вот лишь некоторые: литературная премия «Ясная Поляна» имени Льва Толстого (номинация «XXI век») за роман «Санькя», премия «Национальный бестселлер» за роман в рассказах «Грех», премия «Супер Нацбест», «Русский Букер десятилетия»… И даже Всекитайская Международная Литературная премия «Лучшая иностранная книга 2006-го года»…

Каждая его книга становится событием – возможно потому, что Прилепин ничего не изобретает – он считает, что сначала надо жить, а потом уже об этой жизни писать. А писать ему есть о чем: родился в деревне на Рязанщине, закончил филологический факультет Нижегородского государственного университета, Школу публичной политики, служил командиром отделения в ОМОНе, воевал в Чечне…

Есть что вспомнить, есть что рассказать. И есть что спросить – например, у Владимира Путина на знаменитой встрече того с писателями.

В Новосибирск Захар Прилепин прилетел, чтобы лично прочитать написанный им текст для «Тотального диктанта». Но не встретиться с читателями он, конечно, не мог. О чем мог быть такой разговор? Конечно, о России:

- От кого зависит наше будущее?

- Основное мое занятие в жизни – это литература, журналистика, публицистика. Для того, чтобы эти занятия реализовать, чтобы мне платили гонорары за мои книжки, а я покупал на них мандарины своим детям, мне нужно, чтобы у нас было большое количество читающей публики. Публики, которая понимает, что такое текст, как он читается, как он пишется. Чтобы на должном уровне поддерживать русский язык. И чем больше людей интересуются, правильно ли они говорят и пишут на русском языке – тем лучше для русского языка. 

Вы же иногда видите «бегущую строку» в каких-нибудь передачах – там люди шлют эсэмэски. Но это не люди, а какие-то упыри, которые обучились каким-то первичным навыкам языка. Они не могут объясниться в любви! Вместо фраз и слов у них – «котик» и 18 восклицательных знаков или «обожаю» с 6 ошибками и смайликом…  Это же уроды просто, честное слово! Для таких людей бесполезно писать книги, потому что они уже неспособны их осилить – много букв…  А грамотные люди – это те люди, от которых зависит будущее России. Прошу прощения за патетику, но это совершенно очевидно!

 - Что для меня русский язык?

- Это родина моя! Это моя физиология, это место моего обитания, моя география и моя биология. Это мой кровоток! И это очень сложная система. Я его ощущаю как физическое тело. Ему бывает больно, противно, его тошнит иногда; бывают болезни, бывает высокая температура. Я к этому отношусь очень серьезно: все начинается с русского языка! Русский язык помимо географии -- единственный залог существования нашего народа; это наше прошлое и наше будущее!

- Русский язык: как относиться к изменениям?

- Знаете, я  не очень думаю, что он как-то меняется категорически, что прямо на наших глазах какой-то новый язык образуется. Язык существует до тех пор, пока существует литература высшего качества. Литература и есть тот термометр, который замеряет состояние языка. А в России до сих пор, и ныне, и сейчас пишутся книги, которые осенены крылом русской словесности, которые написаны на безупречно высоком уровне – и, значит, с языком все в порядке!

Язык впитывает в себя, казалось бы, многие наносные вещи, но он их перемалывает, пережевывает и живет себе дальше! Такие вещи происходили не раз. Вспомните западное влияние: например, пришествие французского языка. А в двадцатые годы ХХ века вообще произошло черт знает что! Появился новояз большевистский…  Но ничего: например, Андрей Платонов всю газетную риторику в себя впитал, перемолол – и появилась великая русская литература. Вот до тех пор, пока из языка появляется великая русская литература, -- все в порядке.

А потом, вы что думаете, если бы современные книги дали почитать… Горький и Есенин все бы поняли, Тургенев с Вяземским – почти все, да и Пушкин понял бы девять десятых! Я не думаю, что у нас язык так уж сильно изменился – он достаточно «ровный» в последние 200-250 лет. Здесь я никакой особой проблемы не вижу, но вижу проблему с понижением даже не общего уровня грамотности, а общего уровня культуры.

Пока что планка осмысленно опускается: в медиасфере, на телевидении, в целом в культуре. Ведь гораздо выгоднее иметь дело с деградантами! Чем люди тупее, чем более они склонны к глупости, тем больше они выложат денег за свою деградацию. И на это и делается ставка! Планка все ниже и ниже…

Сравните, какая была массовая литература в Советском Союзе и сейчас! Она была представлена именами Юлиана Семенова, братьев Стругацких, братьев Вайнеров. И это была литература экстра-класса, а какая у нас массовая литература сегодня?! Власть должна быть заинтересована в том, чтобы планка повышалась, чтобы люди повышали свой уровень до этой планки.

Понятно, что неолиберальная экономика рассчитывает на извлечение прибыли из всего, в том числе, из человеческой глупости. Но мне кажется, что конкуренцию составляют как раз те нации, которые делают ставку на граждан мыслящих, а не на тех, что порождены фаст-фудом. И это вопрос государственного строительства.

- Русский язык в неволе не живет?

- Русский язык – это такая вещь, которая в неволе не живет! У меня есть друзья – потомки эмигрантов первой волны. По одной линии у них в роду Лопухины, по другой Трубецкие, они приходятся внуками Борису Зайцеву и Соллогубу – в общем, аристократы из аристократов. Так вот, деды их говорили на безупречном русском языке, дети тоже, а сами они уже не говорят – выучили для себя, в юности и так, худо-бедно знают… И это аристократы1 Что тогда говорить об остальных…

Я только что был в Шотландии и сказал там: здесь русский язык умирает. Наши эмигранты согласились, ведь дети их уже говорят только на английском…

- Умирает деревня – умирает язык?

- Колоссальная проблема России в том, что у нас деревня умирает! Она истребляется какими-то семимильными темпами. У нас умерло 12 тысяч деревень за последние 20 лет – сталинская коллективизация не добивалась таких «успехов», как новые времена. Деревня обьявлена нерентабельной и неэффективной, не нужна никому.

Но деревня – это та вещь, где речь отстаивается. Как вино, как вода… Я сам вырос в деревне и отдаю себе отчет в том, что если у меня есть какой-то литературный дар, то он процентов на восемьдесят порожден той речью, которую я слышал вокруг себя...

Я по обеим линиям из крестьянских семей. Деревенская речь – она же замечательная! Позже, когда я переехал из Нижнего Новгорода в деревню в Керженском лесу, то видел, как даже деградировавшие сельские алкоголики могли разговаривать на каком-то удивительном языке, который в городе не встретишь. Городская речь – очень унифицированная, а в деревне все по-другому: там земля, обращение с кругом вещей, которые в городе отсутствуют, с лесом, лугом, животными. Это порождает совершенно другое ощущение; и все это неспешно…

Вот это неспешное течение жизни и порождает другую языковую среду. Исчезновение деревни может очень серьезно повлиять на язык. Это – большая проблема, и она очень меня тревожит.

- Что добавить в школьный курс?

- Считаю Александра Исаевича Солженицына крупнейшей мировой величиной, мыслителем, человеком очень важным. Но я не уверен, что в школе надо изучать «Архипелаг ГУЛАГ». Мне кажется, что это такая специфическая вещь – может, для университетов, истфаков. Но детям… 

Понимаете, я очень серьезно отношусь к национальной мифологии. Русь – святая, и это ощущение отчасти иррациональное, должно изначально присутствовать. И, знаете, «Архипелаг ГУЛАГ» ввели в школах не столько, чтобы показать ужасы сталинизма, а чтобы как-то оттенить нынешнее время: сейчас-то вот не так страшно, а раньше был ужас! Я вижу в этом некую дурную подкладку, и мне это не очень нравится.

Я много катаюсь по различным европейским странам – там есть писатели, которым ставят памятники на центральных площадях – один, два, три писателя на страну… А у нас десятка полтора! У нас настолько большое количество литературных величин! И мы этим добром пользуемся, несколько разбазаривая его. Несколько безответственно! – надо к этому серьезней относиться.

Гарина-Михайловского я бы, конечно, ввел в школьную программу: «Детство Темы» -- для начальных классов, «Инженеры» - для старших. Очень большой список может быть. В современную российскую литературу я ввел бы  -- в поэзию в первую очередь – Юрия Козлова и Бориса Рыжего. Борис Рыжий – совершенно гениальный поэт, почти ровесник мой, покончил жизнь самоубийством…

- А что, Гарин-Михайловский ваш город основал?

-- Это – прекрасный, замечательный писатель. Для меня все началось с «Детства Темы» и настолько увлекло, что я всю тетралогию прочитал.  Эти книги меня в детстве, в юности просто потрясли – я их несколько раз перечитывал.  Такой словно воздушный, с правдивым подбором интонаций, очень нежный, широкой души писатель. Достаточно недооцененный в России.

Я читал и его биографию, как он жил, какой это был роскошный российский аристократ, в чем-то безответственный, с какими-то безумными проектами, которые не всегда удавались… И при этом отличный инженер. Удивительная фигура! А то, что он основал ваш город, – я впервые об этом услышал.

- Чтобы знать политику – надо знать литературу?

- О политике я ничего хорошего не думаю. А вот замечание Александра Андреевича Проханова о том, что нельзя знать политику, не зная и не изучая литературу, – оно полностью верное!  Оно причем касается не только нынешнего, но и любого времени. Я не хочу ничего плохого сказать про мемуарную литературу, про какие-то документы, но по большому счету сознание нации и представления о каких-то исторических вещах складываются из литературы. Как представил Пушкин нам Петра Первого или Емельяна Пугачева в «Капитанской дочке», так мы это себе и представляем. Гражданскую войну мы будем представлять по Шолохову – «Тихий Дон» -- и Алексею Толстому – «Хождение по мукам»…

 Мы будем представлять это именно по художественным текстам, потому что литература – это нечто большее, чем жизнь, чем документы. Можно прочитать сто подшивок старых газет, узнать про цены на хлеб и керосин в то время, но цельного представления не сложится. А литература дает вот этот сгусток, иероглиф бытия. В нем отражаются характер, социум, политика, атмосфера…

Все это есть только в литературе. Сегодня можно прочитать тысячу газет, можно сидеть в блогосфере, читать ее непрестанно, но цельное представление о жизни, диагностическое представление, можно получить, только прочитав три-четыре важные книги.

Например, роман Александра Терехова «Немцы». Это – прекрасный писатель, может быть, даже лучший современный писатель, который долгое время работал в столичной префектуре, был пиарщиком в лужковской команде. И вот теперь пришло время сказать, как все на самом деле обстояло… Но это не газетные ситуации, не какая-то утка, а художественный текст, где показаны характеры, вот это «мясо» всего происходящего… Есть «Почтовая рыба» Юрия Козлова, есть романы Александра Андреевича Проханова, есть тексты, которые нам точно дадут понять, что представляет собой наша жизнь.

Как происходило падение Советского Союза – без оценочных категорий? Когда прочли в какой-то момент ряд каких-то книг и посмотрели ряд каких-то фильмов. И это просто взломало наше сознание! Мы прочитали «Детей Арбата» Рыбакова, прочитали Шаламова, посмотрели фильмы: какие угодно – от «Убить дракона» до «Влюблен по собственному желанию» или «Ирония судьбы»… Это все формировало наше сознание, наши представления, наш скепсис, наше негодование. В последние же десятилетия все как-то размазано, распылено….

Но, если бы мы вовремя за последние 20 лет прочитали какие-то книги и посмотрели какие-то фильмы, то у нас была бы другая страна, мы были бы совершенно другим народом! Если бы люди посмотрели «Дикое поле», или, скажем, «Портрет в сумерках», если бы прочитали вовремя того же Терехова или книжку Шаргунова, или мои книжки, в конце концов, то это бы нас по-другому сформировало. Потому, что мы находимся в убежденности, что читая газеты и френд-ленты, мы знаем все и обо всем.  Но один умный человек сказал, что сегодняшнее потребление информации можно описать таким афоризмом: мы знаем все больше и больше о все меньшем и меньшем…

Обилие информации распыляет наше сознание, мы узнаем тысячи совершенно ненужных вещей, а вот сути постоянно не улавливаем. Художественная литература, театр, искусство, кино – это те вещи, которые все время формируют наши представления обо всем. Таганка, Любимов, Высоцкий, Распутин – это нас формировало, а сегодня стало сложней…

Хотя в последние годы стало меняться отношение к писателю: оно очень долго было скептическим – наверное, лет 15 подряд. Это показывают истории с Быковым, Акуниным. Люди опять стали обращаться к писателю, сверять по нему свои ощущения жизни. Я для себя этот момент сформулировал так: политики – это люди, которые постоянны в своем цинизме, а писатели – те, кто постоянен в своих заблуждениях. И последнее, пожалуй, более важно!

- А знаем ли мы советскую литературу?

Издательству «Молодая гвардия» очень понравилась моя книжка про Леонида Леонова – они за нее и премию получили. Я им с лета предложил: давайте я напишу новые биографии Мариенгофа и Есенина, Стеньки Разина или Аркадия Гайдара. Есть фигуры, которыми я интересуюсь. Они сказали: пиши все – берем сразу. Но это же огромная работа. Роман я пишу год, книгу рассказов – два-три месяца. А книгу о Леонове я писал четыре года…

И просто сам себя остановил, потому что Леоновым можно заниматься еще 44 года!  Он сам, кстати, прожил 95 лет. Огромная и малоизученная жизнь! Вообще, жизнь советских писателей мало изучена. Биографии Михаила Булгакова и Анны Ахматовой изучены уже по минутам, а про советских писателей: Федина или Шкловского, Леонова или Всеволода Иванова, никто ничего практически не знает.  Там могут быть «черные дыры» лет в десять!

Сергей Шаргунов сейчас пишет книжку про Александра Фадеева – это очень интересная и трагическая фигура. Мы очень долго занимались писателями-эмигрантами, писателями, которых мы трактовали как антисоветских. А советская литература – это огромный материк, где есть такие парадоксы, такие удивительные вещи! Леоновым занимались тысячи людей, и никто не догадался съездить в Архангельск, проверить документы. А из них выяснилось, что советский писатель, орденоносец, лауреат Сталинской и Ленинской премий был в гражданскую войну белым офицером! У него во всех романах действует белый офицер: все думали, что он описывает классового врага, а это он сам себя описывал. Что там западный постмодернизм!? Вот вам постмодернизм под топором!

- Кто годится в классики?

- Есть писатели старейшего поколения – Распутин, Василий Белов с ранними его вещами, Андрей Битов и Эдуард Лимонов – они в классиках, безусловно. Кроме них у нас есть и среднее поколение писателей, и тут уже точно не сотрешь никаким ластиком Дмитрия Быкова, Алексея Иванова – замечательного писателя, у которого три-четыре  романа – на безупречно высоком уровне. Александр Терехов…

Есть не очень известный писатель, который не получил должного внимания, но замечательно хорош – Олег Ермаков. У него сейчас вышла книжка «Арифметика войны». Есть Михаил Тарковский – писатель совершенно волшебный; он живет на Енисее в деревне в Красноярском крае. Есть роман «Язычник» Александра Кузнецова-Тулянина, который все просмотрели, а книга получилась просто классическая.

Из нашего поколения Сергей Шаргунов – замечательный писатель, Сергей Самсонов… Я вам назвал десяток имен, и это доказывает, что у нас в литературе точно все в порядке! Во Франции, где меня постоянно переводят, мне сказали, что у нас просто отличная литература – в отличие от современной французской с одним-двумя именами. А мы это не знаем и особенно не ценим. Многие у нас думают, что все самое главное происходит там, а это неверно!

- Как приучить детей к книге?

- Любое воспитание – это же не какие-то догматы, которые детям «впариваются». У меня семья читающая, я сам читаю непрестанно просто. Жена читает. И дети, когда им исполняется полтора-два года, уже ложатся на диван, принимают позу, как папа, и говорят «Я читаю!» Они понимают, что это какое-то занятие, которому нужно уделять время!

Детям обязательно нужно читать вслух! Многие родители уверены, что если поставить компакт-диск с книгой или включить мультик про Илью-Муромца, то это будет примерно то же самое. А это совсем не так! Это вообще не так! У ребенка должно быть тактильно-визуальное ощущение, связанное именно с книгой: первый страх, первая радость, первое счастье… ощущение того, что это волшебная вещь, которая оживляет твою фантазию.

Родители сегодня мало читают детям вслух или вообще не читают – им все время некогда. Они включают телик и идут заниматься своими делами. А потом оказывается, что ребенку 12 лет, а он ничего не читает…  Он даже не понимает, зачем это нужно, если по телевизору и так все покажут.

У меня дома не работает телевизор – сломался лет шесть назад, и мы как-то не стали его чинить. У меня и в деревне, и в городском доме нет телевизора вообще… Я иногда хожу к старшему сыну на родительские собрания и вижу там людей, о которых точно можно сказать, что девять десятых из них не брали книжку в руки последние лет пятнадцать. Ну, а почему же тогда дети должны читать?!

- Есть ли у нас свобода слова?

- Свобода слова – она ведь не тогда, когда можешь говорить, что хочешь, а когда тебя слышат! Свобода слова – это не свобода что-то выкрикивать. А механизм, который должен работать. У нас с этим механизмом есть проблемы – он не совсем отлажен. Вот я ходил на встречу с Владимиром Владимировичем Путиным и говорил там все, что хотел…Но ощущения, что это свобода слова, у меня как-то не возникло.

Свобода слова была, по-моему, в 1985 году, когда шесть писателей (Леонов, Белов, Распутин и другие) выступили против поворота сибирских рек, и правительство к этому прислушалось! Были выступления писателей во времена проклятой – в кавычках и без – советской власти – и отношение к ним было более серьезным. А если сейчас две тысячи писателей подпишут какое-то письмо, то никто даже не поймет, о чем речь…

- Будут ли книги читать в будущем?

- Я не знаю ни одного человека, который прочитал бы в электронном виде «Тихий Дон»! Это невозможно просто! Я думаю, что в ближайшие полстолетия с книгой ничего не произойдет. Возможно, и потом ничего не произойдет, но вот тут можно прогнозировать более-менее успешно, что ничего не произойдет. Книга останется!  Книжный рынок пока худо-бедно чувствует себя нормально, а потом он может быть еще более развитым, чем сегодня.

Если бы книжных магазинов было столько, сколько в советское время! Тысячи городов… этот рынок бы еще больше расширился. Я живу в деревне – у нас книжного магазина нет, и в соседней деревне тоже. Сейчас книжные магазины остались только в крупных городах – больше их нет нигде. А книга – это ведь область мистики; книга, которую полюбил в детстве… помнишь ее запах, цвет, шрифт, иллюстрации…Книга – она единственная в своем роде.

- Будет ли жить «русскоязычная идентичность»?

Россия – замечательная страна; она почти на всем свое протяжении имеет идентичную языковую среду. Я однажды был во Владивостоке, оттуда полетел в Калининград, дальше в Ярославль и потом куда-то еще. Сделал такой крест… И везде были те же самые люди; их можно перемещать из одного места в другое – все равно это одна нация, одна система понятий, одна речь. Она ничем не отличается!

Вы поездите по Германии: там друг друга не могут в разных городах понять! Юг и Север Италии не считают себя представителями единой нации. Во Франции это есть, во многих странах… И в этом смысле Россия просто уникальна. Она в целом представляет собой абсолютно идентичный языковой субьект. Русскоязычная идентичность имеет место быть. И будет!

   Владимир Кузменкин