"ПОЭЗИЯ БЕЗ ГРИМА"

  

*   *   *

Завидую ли молодости? Нет.

Всё потому, что я её не знаю.

Я повзрослел с одиннадцати лет,

И возлегла на плечи боль земная

Со скудостью военного пайка

И с нищетой в отрепьях и обносках.

– Купите, дяденька,

Купите папироску!

Купите ради хлебного куска!

Голодный люд с потухшими глазами:

Торговки, пацаньё, – базарный люд.

          А немцы прут.

Допрут и до Рязани.

И до Сибири, может быть, допрут.

Им что Урал?

Перемахнут на танках…

Но разнесли немецкую броню.

А молодость в полуживых останках

Не проросла,

Засохла на корню.

 

*   *   *

Торгуют все.

Оружьем.

Наркотой.

Листом лавровым.

Почку предлагают,

Не думая, как будут жить потом,

Как будто может вырасти другая.

Венок лавровый – этакий кураж!

А лист, наверно, побывал и в супе.

Но вижу, кто-то входит уже в раж:

Венок!

Для Данте!

Это ж будет супер!

И бизнес-бабка со своим лучком

На краешке прилавка примостилась.

– Почём лучок завялый ваш?

Почём?

– Мочён, мочён.

Возьми, милок, на милость.

Поговорили. Каждый о своём. 

Ей нахвалить. О свежести толкует

А я усталость вижу здесь во всём.

Как и в себе.

Такую же.

Такую.

Базарный торг с бесстыжей простотой

Разлёгся – забирайте с потрохами.

И кто-то ржёт над этой наготой.

Как в повести о Симе и о Хаме.

 

*   *   *

А Дума думает о чём-то,

Насупив каменные лбы:

А не послать ли Киев к чёрту,

На милость собственной судьбы?

Все эти склоки и майданы

Страшней, чем детская болезнь.

Трудись на землях, богом данных,

И за подачками не лезь.

Взрослей, как принято народу

С сумой не шастай по домам.

Живи в согласии с природой

И помни собственный карман.

Ведь у тебя в курортной зоне

И хлеб растёт и виноград.

Тебе не нравятся мозоли?

А кто, скажи, им сильно рад?

Французы?

Русские Иваны?

Но шлют, святая простота,

С «гуманитаркой» караваны.

А Дума думой занята.

 

*   *   *

Выходцы из сталинской шинели,

Соль и гордость матери земли,

В кабинетах тихо отсидели

И в другие партии ушли.

В правящие партии, конечно:

Уж такой  у них менталитет.

Правит Русью, и святой грешной,

Конъюнктурный жёсткий партбилет.

Ну а что же делать беспартийным:

Инженерам, техникам, врачам?

Пресмыкаться?

Выживать рептильно?

Караулить сытых по ночам?

Караулят, коли нет работы,

Нет заводов, фабрик, мастерских.

А работать каждому охота.

Зуд в руках и женских, и мужских.

Приносить законную зарплату,

Одевать и обувать семью.

Партбилеты нынче – как мандаты.

Вот и я «осанну» им пою.

 

*   *   *

Век меркантильности, наживы,

Богемной сытой суеты.

А души павших в сердце живы?

Хранишь ли в памяти их ты?

Парад.

Победные колонны.

И полк бессмертных впереди.

Их миллионы!

Миллионы!

Глядят с портретов у груди.

Глядят комбаты и солдаты,

Артиллеристы, взрывники

И удалые парни-хваты,

Что добывали «языки».

Они молчат, портреты эти.

Но сколько мощи в них живой.

Несут их внуки или дети,

Уже с седою головой.

Несут от Волги и Камчатки

До стен московского кремля.

И эту поступь по брусчатке,

Наверно, слышит вся земля.

Как будто встали миллионы

В солдатских касках в этот строй.

И как внушительны колонны

Самой истории седой.

Жива она, моя Россия.

Своею памятью жива.

Во всей красе своей и силе

Следит за шествием Москва.

 

*   *   *

Он мог бы встать перед Москвою

С ручной гранатой в полный рост

И стать надёжною стеною –

Русоволос, отважен, прост –

Когда за каждого солдата

Полжизни мог отдать комбат.

Они, комбаты, крыли матом,

Подмоги требуя, солдат.

А он лежал в кулацкой яме,

Где ни креста и ни плиты,

И встать не мог он над полями.

Где ветер нюхает цветы.

Не мог он встать за честь России,

Рванувшись в яростном броске,

И обрести под небом синим

Свой бугорок,

В родном леске.

Свой персональный,

Свой почётный,

Куда приходят земляки,

Куда цветы несут несчётно

И плачут, комкая платки.

Русоволосый и отважный,

Он был в безвестности зарыт.

Но помнил – в мире этом каждый

Оплакан матерью навзрыд.

Хотя она и знать не знает,

За что в немилость он попал,

И где разверзлась твердь земная,

И где сказал он – кончен бал.

 

 

*   *   *

То ли Белая Русь,

То ли Малая Русь,

То ли Русь, что Великою названа,

Что привычней для слуха, судить не берусь.

Только всё это – Русь, хоть и разная.

Белорусский Иван

Или русский Иван –

Всё Иван, не сравнить с Иоганном.

И Донецкий Иван говорит:

– Я бы к вам

Убежал от Майданов поганых.

Так ведь – дети, семья и родительский дом.

Значит, в руки «калаш»  и – в окопы.

Разобраться бы с этим майданным гуртом,

Что вопит и вопит про Европу.

Им Европа нужна?

Им халява нужна.

А залежность – одна показуха..

Прикорми нувориша любая страна –

Он чужим пропитается духом.

Только Белую Русь

Или Малую Русь

От Великой Руси не отторгнуть.

Мы делили веками и радость, и грусть.

Да и жить как-то вместе просторней.

 

*   *   *

Деревья держатся за землю,

Её корнями обхватив.

А их вершины богу внемлют,

Вселенский слушая мотив.

Они как мощные антенны

Устремлены куда-то ввысь,

Как будто молят вдохновенно:

– Великий космос, отзовись!

И видно, голос близких наших

До них доносится с небес.

Не им ли тихо-тихо машет

Зелёной веткой русский лес?

Он что-то слышит.

Явно слышит.

Не зря же чутко так затих,

Воспринимая что-то свыше

От собеседников своих.

Он что-то ведает такое.

Чего не ведает земля.

И тайну этого покоя –

Увы! – не ведаю и я.

   

 

 

Анатолий ЧЕРНЫШЁВ