Главная Культура и искусство ВЕДЬ МЫ ВСЕ РАВНО - ЛЮДИ!

Сергей ДУБРОВИН: "ВЕДЬ МЫ ВСЁ РАВНО - ЛЮДИ!"

ВЕДЬ МЫ ВСЕ РАВНО - ЛЮДИ!

 Сергей Михайлович ДУБРОВИН - человек необыкновенный. По образованию - актер и юрист. А вот уже четверть века работает директором  Новосибирского государственного художественного музея. Здесь же - в музее - базируется и дает спектакли возглавляемая им труппа очень известного в городе Классического театра... Собственно, это на просторах бывшего СССР - уникальное явление: директор музея с картинами и одновременно - главреж театра! Ну, представьте, Товстоногов, кроме того, что руководил БДТ, еще и директорствовал бы в Эрмитаже! Нонсенс?! Конечно!.. Но это  там, в Питере! А вот у нас в Новосибирске - никакой не нонсенс! И это факт! Ну, как, скажите, жить в одном городе с таким удивительным горожанином как С.М. Дубровин, и не взять у него интервью о времени и о себе?.. Вот я и не удержался!

   
- Моё человеческое становление произошло здесь недалеко - через речку. Я - переваловский! Со всеми вытекающими отсюда последствиями... Учился в средней школе № 72. С 9-го класса ушел на завод. Поскольку было мне всего 15 лет, ни к чему приличному меня там не допустили: дали в руки метлу и тачку и обозначили фронт работ... Это  был завод «Вторчермет», на нем работал мой отец.  Отец на заводе был уважаемым человеком,  одним из самых квалифицированных сварщиков на предприятии. 
  - Обычно подростков бросать школу и идти работать заставляет крайняя семейная нужда. Но у вас, как я понимаю, в материальном плане в семье было все благополучно: отец - знатный специалист! Соответственно, и заработок он наверняка имел приличный...
  - Бросить школу меня, конечно, заставили не соображения материального характера! Просто в 9 классе я совершил один из знаковых мужских поступков в своей жизни: публично дал пощечину директору школы за проявленную непорядочность. Ну, и, соответственно, был исключен из числа учеников! По тем временам  - могли наказать и по-другому! Но нашлись люди, которые поняли мой поступок.   
   Тогда вокруг меня царила атмосфера всеобщего неприятия и осуждения, и дело дошло до детской комнаты милиции, где работала инспектор Истомина. Я ее видел всего один раз, но запомнил на всю жизнь. 
   О причинах той пощечины я не мог рассказать никому: ни друзьям, ни родителям. А ей рассказал. Помню, прихожу к ней в кабинет, смотрит она на меня и удивленно спрашивает: «А ты чего сюда пришел?» Они большие психологи - инспекторы по делам несовершеннолетних из моего детства! И эта женщина, наверное, поняла, что я - не ее клиент! Сел я перед ней и меня прорвало: выложил всё! Просто не было, наверное, уже мальчишеских сил молчать - настолько со всех сторон был жёстокий прессинг. Я до сих пор не понимаю, какие внутренние резервы меня удерживали тогда от срыва: школа в табеле за полугодие по всем предметам поставила «двойки», лишь по физкультуре красовалось «три»! Характеристику дали такую, с какой и в тюрьму бы не взяли... 
   Когда я всё рассказал инспектору Истоминой, она с досадой бросила карандаш на стол и сказала лишь одно: «Ну, засранцы!» А потом, подумав, добавила: «Ты у меня через 15 минут будешь восстановлен в школе!» И я принялся ее упрашивать не возвращать меня в школу, потому что понимал, что нормальной жизни мне там не дадут.  Просил я об одном: чтобы инспектор помогла мне устроиться в вечернюю школу, где я мог бы вечером учиться, а днем работать на заводе!  И она пошла навстречу: написала путевку на завод, при мне позвонила директору вечерней школы, куда меня немедленно приняли... Я по сей день благодарен ей и вспоминаю ее добрым словом... 
   На заводе «Вторчермет» я проработал недолго. Исполнилось  шестнадцать, пошел устраиваться на «Турбинку». Меня приняли. И работал я на самом большом станке в Советском Союзе - токарно-карусельном. Ничего грандиознее ни на одном производстве я в своей жизни больше не видел!  Один только этот станок сам был как завод! Только пультов управления этой махиной стояло целых четыре штуки! Станком заведовал замечательный дядька - Александр Алексеевич Дубчак. Должность его так и называлась: токарь-карусельщик. Это надо было видеть, как он управлял этим монстром! Представьте себе планшайбу диаметром тринадцать метров! А «кулачки», в которые зажималась заготовка, - весом по 150 килограммов каждый! Конечно, один Александр Алексеевич даже подтянуть такой циклопический «кулачок» не мог – по техническому регламенту станок должны  были обслуживать шесть человек.   
   Мне почему-то понравился именно этот станок - слишком уж он был необычен! И я окончил курсы токарей-карусельщиков. Правда, некоторые товарищи пророчили мне, что ни один мастер такого юного кадра к себе в помощники не возьмет. А Александр Алексеевич как-то так пристально посмотрел на меня, да и говорит: «Пойдем со мной работать!» Я с радостью согласился. 
   Работа у нас, несмотря на колоссальные размеры орудия труда, была очень скрупулезная! Понятия бракованной продукции при использовании этого станка не существовало. Оно просто исключалось! И хотя детали, которые мы обрабатывали, весили до 150 тонн, точность обработки их не допускала и микрона погрешности. Ведь стоило «запороть» заготовку с таким весом, завод резко опускался в своих показателях. 
   И насколько мудрым был человеком Александр Алексеевич Дубчак! Он хорошо понимал, что мне позарез необходимо самоутвердиться, осознать себя самостоятельным, ответственным человеком. А ведь не был я ему ни сватом, ни братом, ни племянником... Но, тем не менее, он помогал мне в решении задачи самоощущения в этом мире! Доверял. Помню, говорит: «Так, Сережа! Я завтра в первую смену выйду, а ты - во вторую! Запустишь процесс обработки и дойдешь только досюда - дальше не иди!» И спокойно уходил после своей первой смены домой, оставляя на меня, совсем зеленого еще пацана, ответственейшую работу! Я готов был расшибиться в лепешку, но оправдать такое к себе доверие! Ведь по сути дела от меня полностью зависело, даст завод в этом месяце или квартале план, или нет!..  
   - Вот ведь что интересно, Сергей Михайлович! Простому человеку, рабочему, а было дело до какого-то шестнадцатилетнего шкета! Почему?.. Отчего сейчас не так?! 
  - Да все очень просто! Как сказано: «...и порвался серебряный шнур!» Прервалась связь времен! По рабочему классу, настоящему, классическому прокатились на асфальтоукладочном катке! Размазали его новым русским капитализмом, уничтожили... Разрушили профтехобразование, коренным образом поменяли взаимоотношения на  предприятиях. Убили в людях гордость за свою рабочую профессию! Сделали так, что быть работягой на заводе стало уделом неудачников!.. А ведь какие мастера на той же «Турбинке» работали!!! Золотые руки! Как их уважали все, как они сами были горды за свою профессию, с каким почтением на них смотрела молодежь!.. А что сейчас? Уровень уважения к рабочему человеку снизился до уровня плинтуса. И мы еще потом удивляемся, отчего это грузовые «Протоны» без конца на Землю падают и взрываются!  Хорошо еще, что только грузовые...   
  А с той же «Турбинки» электромашины мы поставляли в 56 стран!.. А сейчас в эти 56 стран свою продукцию поставляет какой-нибудь «Сименс»! Ныне мне  рассказывают сказки о том, что в советское время на промышленных предприятиях был какой-то там каторжный труд. Да ничего подобного! Это был труд людей, знающих себе цену, понимающих, для чего они живут, что они делают, как они нужны своему предприятию и стране... Я их помню, я их знаю, я их очень люблю! Это были настоящие мужики, на которых могли положиться и их семьи, и их завод, и их страна! И таких было большинство! Мой отец на «Вторчермете» разработал станок для ремонта и напайки крановых колес. Он лет тридцать  как ушел на пенсию, не так давно ушел из жизни, а станок его все еще работает!! До сих пор! Я недавно своей дочери говорю: поехали, покажу тебе место, где дедушка трудился! Приезжаем, смотрим, а дедушкин станок работает вовсю!! О нем, когда он  его запустил, большая  статья в «Советской Сибири» была напечатана.  Сейчас о простом рабочем хоть в какой-нибудь газете вы прочтете статью?.. 
 - Вряд ли!.. Но мы с вами немного отвлеклись от хронологии...
 - Да! Несмотря на те события, о которых  вам только что рассказал, несмотря на довольно интересно и успешно начинавшуюся рабочую карьеру, во мне глубоко-глубоко жили мысли о театре. Я никогда и нигде не участвовал в самодеятельности. Для меня это был другой мир, другая планета, где люди по-другому дышали, по-другому разговаривали и мыслили.  Не мог себя заставить рискнуть постучаться туда! Но знал, что в Новосибирске есть театральное училище. Как туда поступать - для меня  тайна за семью печатями. В моем окружении никто ни о чем подобном не вел разговоров. Но был один приятель, который работал мелким клерком в управлении культуры облисполкома. Он мне и посоветовал: «Зачем тебе театральное училище?! Поступай в культпросвет! Станешь режиссером!!»  
   И поступил я по его совету в Новосибирское культпросветучилище! Там замечательные были люди! Великолепный директор - Николай Петрович Вязанкин... И хотя проучился я там всего год - меня призвали в армию - Николаю Петровичу буду благодарен  всегда! Порядочный, добрый, понимающий человек, он, присмотревшись ко мне, сказал: «Скорее всего, из тебя что-то получится!..» Что из меня должно получиться - я тогда не понял. 
   После  армии  поступил в театральное училище.  И попал на курс к Анне Яковлевне Покидченко...
   Вы знаете, общение с этим человеком - Анной Яковлевной - я расценивал и расцениваю по сей день как Божий подарок! Имея за плечами заводской и армейский опыт, зная, как дается порой трудовая копейка, в театральном училище я первый год не понимал: что здесь люди-то вообще делают?! Я не понимал, что делаю, в том числе, и сам, зачем это делаю, что будет дальше... А Анна Яковлевна, тогда - народная артистка России, как очень чуткий человек, очевидно, видела это и как-то раз, вызвав меня на откровенный разговор, сказала напоследок фразу: «Возможно, вы один из немногих, кому нужно учиться в этом училище!» И мне этого оказалось вполне достаточно, чтобы продолжить учебу. Наверное, действительно, во мне что-то было, потому что сразу после окончания училища меня пригласили работать в Москву в Театр имени Ермоловой. Я был первым выпускником этого учебного заведения,  приглашенным в столицу! Но я к тому времени уже был женат, у меня был маленький ребенок, и  счел разумным остаться в «Красном факеле». 
   Проработав там год, понял, что жить вшестером в двухкомнатной квартире нельзя: мы жили у отца на Затулинке. И потому с радостью принял приглашение приехать в столицу Киргизской ССР город Фрунзе и поработать в театре Русской драмы имени Крупской. Там обещали дать квартиру перспективному артисту... 
   Сезон во Фрунзе отработал. Квартиру не дали. Не потому что обманули, а просто руководство города или республики, в чьей власти это было, передвинули по каким-то причинам сроки выделения жилья артистам. Но я был максималистом - возмущенно помахав перед носом директора театра сохраненной мною телеграммой с вызовом и обещанием дать квартиру, уволился и уехал в Барнаул. Пару лет работал там, потом семь лет в Одессе, в Москве, вновь в Одессе... А когда наше социалистическое Отечество развалилось,  вернулся в Новосибирск. 
  Через двенадцать лет разлуки мы с городом встретились практически как чужие. Родители, слава Богу, в ту пору были живы и здоровы!  И было еще одно очень важное для меня обстоятельство: в городе была Анна Яковлевна Покидченко!! Не поймите меня превратно: упаси Бог, никаких протекций она мне не делала! Но у меня был здесь человек, с которым я мог поговорить вполне доверительно и на одном языке. К счастью...
  Скоро меня вновь взяли в «Красный факел». 
  - Актером?
  - Да. Актерство я никогда не бросал, хотя уже в Одессе поставил первый профессиональный спектакль как режиссер. Мало того - у меня там был свой театр! Потом еще и свой театр был в Москве! И там, и там  выступал в двух ипостасях: в качестве режиссера и актера. Когда получилось, что родители оказались за границей, а мы с сыном в Одессе, я на каком-то генном уровне почувствовал, что надо возвращаться. Хотя никто нас из Одессы, конечно, не гнал. Я в этом городе работал заместителем директора Дома актера и актером в русском театре. Вполне мог бы остаться и работать дальше в любом качестве! Тем более, что у меня там была театральная студия и были в ней замечательные ребята, которые по сей день считают меня своим учителем. Некоторые из них сейчас известны, например, Нонна Гришаева, на которую четыре  года назад поставил  в Одесском молодежном театре «Варшавскую мелодию», а  позже состоялась премьера на сцене театра имени Вахтангова в Москве.
  Итак, я вернулся в Новосибирск, где был принят в театр «Красный факел». Но проработал в нем недолго - месяца через три написал заявление об уходе. 
  - Почему?
  - Трудно сказать определенно. Я к тому моменту уже много видел другого... Может быть, мне был тесен предлагаемый «Факелом» формат... Может, сказалась видимая для меня разница в психологии новосибирских и одесских артистов... 
  - Разве у артистов может быть «территориальная» психология? Кроме столичных, конечно... Одесса - провинция. Новосибирск - провинция. В чем разница? Непонятно!.. 
  - Попробую объяснить... Там в ту пору очень мощно работало телевидение, постоянно снимавшее телевизионные спектакли. Радио бесконечно приглашало артистов для работы в эфире. Вполне жива и дееспособна была Одесская киностудия, очень известная в Советском Союзе и имевшая определенный годовой план выпуска художественных фильмов! И только потом в этой разнообразной  палитре применения актерских талантов возникал театр! У одесского артиста была большая свобода выбора, а такое счастливое обстоятельство всегда сказывается на актерской психологии! В Новосибирске все иначе: на первом месте - театр, на втором месте - театр, на третьем - тоже театр!.. И это не может не накладывать отпечаток на восприятие окружающей действительности! В Одессе  артисты возвращались из отпуска и бросались друг другу в объятия! Выглядело это очень искренне, потому что люди скучали вне труппы по общению между собой! Именно такие взаимоотношения  всегда старался и стараюсь культивировать в творческих коллективах, где работаю. Это было в театре «На левом берегу», в «Классическом театре», которому уже 9 лет и который действует на площадке Художественного музея...  А в «Факеле»  за 12 лет моего отсутствия ничего не изменилось. Наверное, мне просто сразу от этого стало скучно... И я ушел. В никуда. Меня спрашивали о причинах, но разве все можно объяснить? Мне не хотелось говорить коллегам то, что  вам сказал сейчас. Да и  думаю-то  гораздо жёстче, чем говорю! 
   На третий день после моего увольнения раздался телефонный звонок: «С вами хочет побеседовать председатель Комитета по культуре Виктор Гаврилович Васильев!» А должен сказать, что за время моего отсутствия в родном городе я успел окончить юрфак. И вот у нас с председателем Комитета по культуре В.Г. Васильевым происходит следующий разговор:
  «- Вы тот самый Дубровин?
   - Тот самый!
   - Актер и режиссер?
   - Отчасти да!
   - Юрфак окончил?
   - Окончил!
   - Ну, тогда диплом надо отрабатывать!»
   Я говорю: «Да вы что! Я никогда и нигде не работал чиновником! Я не знаю, что делать на этой службе!» Он говорит: «А ты попробуй!»     
  А на дворе - 1993 год! Свобода до умопомрачения! Все хотят быть бизнесменами, миллионерами, предпринимателями большой руки! Никому никакая служба: ни государственная, ни муниципальная не нужна! Чувствует Васильев, что я мнусь, и говорит: «Попробуй! Уйти ты всегда сможешь!» Ну, коли так, подумал... И согласился! 
   Работал я в областной администрации вполне нормально. Выдержал целых 9 месяцев, что для человека, не искушенного в подобной службе, - уже достижение! В октябре 1993 года губернатором области стал Иван Иванович Индинок. Он отчего-то не оставил В.Г. Васильева в должности, а предложил на его место Юрия Иннокентьевича Дубровина. В результате складывалась ситуация, когда первое лицо, командующее культурой области, - Дубровин, и второе, то есть, я, - тоже Дубровин! Получалась у нас целая дубовая роща! Пошли разные кривотолки: родственники - не родственники. Всем же не будешь рассказывать, что мы - простые однофамильцы! Стал подумывать о другой работе, поговорил с Юрием Иннокентьевичем об этом. Ему тоже, видел, было неловко. Но жест мой он оценил! 
   Тем временем здесь, в музее складывалась очень непростая ситуация. Не хочу вдаваться в её детали, скажу лишь, что дело доходило до забастовок, объявляемых сотрудниками. И пошел я сюда, в Художественный музей! Директором!.. Работаю уже 23 года!.. 
   Театр  естественно, не бросил. Был создан театр «На левом берегу». И создателями его были Иоаниди, Васильев, Миллер, а также ваш покорный слуга! 
  - Казалось бы, в Новосибирске на тот момент было достаточно драматических театров: «Красный факел», «Старый дом», «Глобус», Театр Афанасьева... 
  - Понял ваш вопрос. Ответ на него очень прост. И он с моей точки зрения - очень точен и правилен! Все перечисленные вами зрелищные предприятия расположены в правобережной части Новосибирска. Между тем, на левом берегу живут до  700 тысяч человек, и для них там не было ничего подобного! Рестораны - были!.. Ночные клубы с сомнительной репутацией - тоже!.. Театром же - и не пахло! А между тем в той же Москве чуть ли не в каждом микрорайоне есть драматический театр!..
  - Да. Определенная дискриминационная составляющая усматривается... 
  - Естественно! Создавалось впечатление, что Левобережье - это некие трущобы, где живут деклассированные элементы, не нуждающиеся в учреждениях культуры! Но ведь это не так! И хвала и честь Семену Семеновичу Иоаниди, который к тому времени довел свой народный театр практически до уровня профессионального...  На его базе и возник профессиональный драматический театр «На левом берегу».
  Я же оказался связанным с этим театром совершенно случайно! Семен Семенович однажды заболел и предложил мне, пока он плохо себя чувствует, поставить в театре какой-нибудь спектакль. Что и  было сделано, а потом уже в откровенном разговоре Семен взял с меня слово, что я не брошу театр, случись что-то из ряда вон выходящее. Оно случилось: Семен Семенович ушел от нас, и я тринадцать лет был директором Художественного музея и главным режиссером театра «На левом берегу» одновременно. Это было непросто, но  чувствовал всей душой, что городу очень нужен театр на левой стороне, вдобавок  Семен Иоаниди оставил после себя замечательный творческий коллектив. Он не должен был исчезнуть... Он, возможно, тогда еще не совсем состоялся, но у него был прекрасный импульс для дальнейшего развития!  Вообще считаю, что оценивать с одним лекалом все театры под гребенку - дело неблагодарное! Чтобы делать именно так, нужно понять, а что же принимать за эталон? Может быть, БДТ Товстоногова? Возможно! И скорее всего, что так! Но и там можно придраться к чему-то... Поэтому  всегда говорю, что нет плохих и хороших театров, есть театры, которые либо составляют предмет для профессионального разговора, либо нет. И с моей точки зрения театр «На левом берегу» представлял реальный  интерес как для профессионалов, так и для зрителей. Двадцать шесть наименований спектаклей, половина из которых - классика! Это багаж, и багаж немаленький! Поэтому сохранить этот театр и коллектив для города - было необходимо. 
   Новосибирск - мой родной город, который дал мне все, что  имею сегодня в жизни: и опыт, и образование, и детей, и работу, и друзей... Есть другие города - более красивые, более помпезные... Но этот - мой родной! И этим всё сказано!..
  - Но он - и не очень простой!..
  - Это верно!.. Ах, как это верно!!! Вот вам пример из прошлой жизни: иду по Одессе по улице Пушкинской. Вдруг передо мной останавливается черная «Волга», из нее выходит первый секретарь Одесского обкома КПСС Руслан Борисович Боделан: «Серёжа! Хочу познакомиться... Вчера был на спектакле! Молодец!» А я - пацан, мне всего-то 29 лет!.. Я не одессит, не украинец, не еврей даже и не молдаванин... Словом - не местный! Но они, жители Одессы, узнав меня через театр, тут же посчитали своим! И я тут же почувствовал себя среди них своим!..  И сейчас очень хочу, чтобы мой родной город считал тех людей, которые здесь работают, отдают ему свои силы, энергию, талант - своими! Любил их!.. У нас пока не так. Понимаю, что город молодой, что у него есть болезни роста... И еще понимаю, что в полном смысле как настоящий город Новосибирск стал формироваться вовсе не 120 лет назад, а во время войны. В нынешнюю махину он превратился во время войны! И основными жителями его стали не коренные новосибирцы, каких, кстати, тоже было мало, а приезжие! Эвакуированные, свезенные с окрестных деревень на строительство оборонных заводов, стекавшиеся с остальной Сибири: на учебу, на работу, в поисках лучшей доли... Снаряды точили пацаны, стоя на ящиках у станков. Я с этими бывшими пацанами потом работал, знал их... 
   Новосибирск, без сомнения, очень добрый, с широкой душой город. Но ему очень нужно сбросить окончательно провинциальность, стать истинной столицей материка Сибирь. И вот тогда и город, и его жители будут относиться друг к другу иначе, будут знать и помнить, кто жил и живет  в нашем Новосибирске.     
   Какая когорта актеров работала  в свое время в «Красном факеле»!..
   Матвеев, Глазырин, Солоницын, Болтнев, Бирюков...  Если аллею памяти  сделать - саженцев не хватит! Я был одно время в городской комиссии по наименованиям, добился, чтобы улицы в Новомарусино назвали именами этих людей и именем Иоаниди! Город молодой, но историю ему должны создавать мы, его жители! Не будет истории у города - не будет и самого города. Будет большой населенный пункт Новосибирск.   
   В той же Одессе написано на одном из зданий: «В этом доме в 1848 году останавливался Николай Васильевич Гоголь». А вы знаете, что все, что написал Шукшин, в первую очередь было напечатано в «Сибирских огнях»? Что он жил здесь, в этом городе, на улице Новогодней в доме 17, в мастерской у троюродного брата Ивана Петровича Попова - художника? У него есть цикл рассказов «Из детских лет Ивана Попова». И Шукшин пишет брату в письме - я читал его своими глазами: «Ваня, братка, мне тут надо было подзаработать, и я написал цикл детских рассказов...»  Василий Макарович у Вани Попова в свое время дневал и ночевал на этой Новогодней... Кто-нибудь в городе об этом знает? Нет! Иван Петрович ушел, и кроме меня, может, еще двоим-троим людям в Новосибирске об этом известно. С превеликим трудом мы пробили установку стелы на перекрестке Геодезической и Новогодней, на которой написано: «В нашем городе жил и работал Василий Макарович Шукшин». Сколько сил и энергии было потрачено на эту, казалось бы, простую, очевидную вещь - поставить маленькую памятную стелу - никто не знает! А я знаю: столько, что можно было многоквартирный дом построить! 
   Или Толя Солоницын!.. Когда я вернулся из Одессы, захожу в актерское фойе «Факела». Там стоит в углу урна, а в урне лежит портрет Солоницына! Он когда-то висел на стене среди портретов артистов, работавших в театре. Его кто-то снял и выбросил в урну. Потому, что Солоницын,  отработав здесь всего несколько сезонов,  уехал потом в Москву. Знаю, что в «Факеле» его не считали за большого актера. Весь мир считал, Тарковский считал, а «Факел» - нет!.. Помню,  достал из урны эту фотографию, очистил и поставил на стол. Как мы не понимаем, что за такие имена городу надо держаться?! Гоголь в Одессе побывал проездом - вся Одесса этим гордится. А у нас тут начинал Солоницын, первые шаги делал без преувеличения великий советский артист Евгений Матвеев - и никто об этом не помнит.    
   - Наверное, это рудименты периода отрицания всего, связанного с ушедшим общественно-политическим строем! Собственно, это происходит при всяких революциях - хоть мирных, хоть нет. Взять первоначальный период власти большевиков... Или постмайданную Украину... То же самое и в современном театре! Идешь, вроде, на классику, а попадаешь чуть ли не на порнодейство. С политиками-то все понятно - им, новым, надо самоутверждаться, и самый простой путь: подвергнуть обструкции прошлое! А вот почему это происходит в театре - для меня загадка! У нас в оперном был главный дирижер, который утверждал, что «Евгений Онегин» - это опера о любви между Онегиным и Ленским... И вот ведь что интересно: лет тридцать назад, на заре перестройки, такой подход выглядел бы революционным протестом в пику традиционному театру. Сейчас - это норма. А протестом, скорее, выглядят постановки классики, какой мы ее привыкли видеть раньше!
   - Что ж, возможно, классическая постановка сегодня - это протест! Против всего того, что сейчас считается новаторством! Правда, новаторство-то заключается лишь в том, чтобы переделать Пушкина на свою потребу. Или Чехова... Вопрос: а вы Александра Сергеевича спрашивали, о чем он написал на самом деле? Нет?! Так кто же вам дает право на его вольную интерпретацию?! Хочется поставить спектакль о любви между двумя молодыми людьми? Так напишите что-то своё! И ставьте, что хотите! 
   Как мне один деятель говорит: у Чехова Елена Андреевна мешает развитию взаимоотношений дяди Вани и Астрова... Ребята!..  Станислав Ростоцкий говорил: я понимаю, сейчас поднимает голову категория людей, которым нужно опошлить все до бесконечности, снова превратить человека в обезьяну, довести до скотства. Но ведь мы все равно - люди! Что мы делаем? Чему уподобляемся?.. Почему серьезные артисты перестали говорить о творчестве по телевидению, а рассказывают о том, у кого и  с кем какие были романы, кто кому изменял, кто с кем переспал?! Личная жизнь всегда была табу у уважающего себя артиста.  
  - Вот-вот! А как с этим бороться?! 
  - Есть государство, есть министерство культуры, у которого должна быть государственная политика в области культуры. И государство должно определять, чего оно хочет. У нас существует документ, который называется «Основы культурной политики Российской Федерации». Он не так давно подписан Президентом. Следуйте этому документу! Там всё есть. Ведь что такое во все времена культура? Это идеология! Какую же идеологию мы видим сегодня в так называемых продвинутых театрах? Пропаганду наркоты и похабной, пошлой грязи. Ты что сеешь-то, дорогой мой культурный деятель? А что потом пожнешь? 
    Я не понимаю в данном случае политику государства. Да, возможно, не нужна сейчас цензура! Возможно... Но рычаги экономического характера никто у нас не отменял! Государство должно говорить: я финансирую три-четыре классических постановки! Остальное - ставьте, экспериментируйте, самовыражайтесь на здоровье! Но только - из собственных средств, из прибыли! Сегодня театры совсем неплохо зарабатывают. Почему бы не поставить вопрос именно так? Уверяю вас - желающих самовыразиться  за свой счет в значительной степени поубавилось бы! Сегодня в современном театре вас нет в зрительном зале, и меня нет там же! А почему? Мы что, не граждане государства, на удовлетворение культурных запросов которых оно тоже выделяет деньги?  У Товстоногова или у Ефремова мы бы с вами сидели и смотрели на сцену, затаив дыхание. И у Эфроса сидели бы!.. Так почему государство не дает нам возможности попасть на спектакли к новым ефремовым, товстоноговым, эфросам? Потому что они не в тренде? Куда же нам с вами тогда деваться?..  
   И потом. Любой капиталист, дающий на что-то деньги, желает получить определенный результат. 
   Я понимаю, такова нынешняя тенденция во всем мире - ставить всё с ног на голову. Но нельзя же слепо следовать этим идиотским мировым тенденциям! Особенно нам - стране с величайшей, самодостаточной культурой... Чего мы боимся? Возгласа «мракобесы!», который, возможно,  раздастся из-за рубежа?! Да он и так раздается на каждом шагу - что бы мы ни сделали. Шагнем вправо - варвары... Шагнем влево - нетолерантные консерваторы... Стоим на месте - застойные маразматики...  
  - Меня знаете, что больше всего возмущает... Что идешь смотреть и слушать «Кармен», а попадаешь черт те знает на что! Идешь на «Аиду», а там артисты с автоматами Калашникова по сцене бегают... Ну, писали бы тогда на афишах «Не совсем «Аида», или «Вовсе не «Кармен»! Или «по мотивам» хотя бы... Ведь пишут же на пакетах с ненастоящим молоком «молочный напиток»! Отчего же на афишах с ненастоящим спектаклем ничего не пишут?..
  - И никогда не напишут! Это, знаете, один режиссер как-то сказал: «Я получаю удовольствие, когда хлопают спинки кресел в зрительном зале вслед уходящим со спектакля зрителям!» Иными словами - высота его гениальности настолько заоблачна, что он мысленно аплодирует себе, когда «плебс» уходит со спектакля.  
   Я думаю, что русский классический театр сейчас сознательно убивается. Его пытаются трансформировать в  театр на потребу зрителя. В чем была сила русского национального психологического театра? В том, что в нем надо  сопереживать, думать! Не смотреть на голые зады, а  сопереживать.   
  А мы сегодня гробим то, что всегда являлось нашим ноу-хау в мировой театральной жизни! Транжирим золотой запас страны на гамбургеры, на стеклянные бусы! Как дикари.  
  - Но есть же ваш Классический театр! Наверняка где-то еще есть ваши единомышленники?! Наверное, не все окончательно потеряно!.. Кстати, для вас это что - хобби? Или театральное ретивое не дает покоя?
  - Это не хобби. Хобби это то, чем занимаешься, если хочешь. А у нас - в 18.00 заканчивается рабочий день, а в 18.15 - начинается репетиция. Три-четыре раза в неделю - постоянно.  Плюс - спектакли 2-3 раза в неделю. В Классическом работают актеры разных поколений, разного актерского опыта, разной актерской судьбы. За свой труд получают очень скромное вознаграждение, но их объединяет служение Театру. Не своему Я, а Театру! У  нас если анонсирован Распутин «Последний срок», то это будет «Последний срок» и ничто иное! Если это Чехов, то будьте уверены - зритель увидит «Дядю Ваню»... И так далее... Самое интересное то, что никто из артистов ведь не уходит! Наоборот - приходят к нам. Народный артист России Иван Андреевич Ромашко пришел и говорит: «Сережа, возьми меня к себе!» Он это сказал, еще работая в Музкомедии! Я ему отвечаю: «Иван Андреевич, зачем это вам? Мы ведь не сумеем достойно оплачивать ваш труд!» Он укоризненно посмотрел на меня и говорит: «А я ведь всегда считал тебя умным... Я же пришел не про деньги с тобой говорить!.. Возьми меня к себе в театр!» И представьте - человек, которому девятый десяток, а работает с ТАКИМИ глазами! Словно в первый раз на сцену выходит... И ведь как выходит! Впечатление, что он открывает для себя новые горизонты - ведь в драме за карьеру ему играть не довелось... Уникальный артист, вне всякого сомнения, - Иван Андреевич Ромашко! Человек в таком неюном возрасте сохранил в себе способность так трепетно постигать новое! Я преклоняюсь перед ним! Дай ему Бог здоровья! Полагаю, мы с ним еще поставим «Вишневый сад» и много-много других спектаклей. 
    У нас сейчас в репертуаре театра 11 названий, и нам этого мало. Я иногда несбыточно мечтаю на месяц поменяться местами с «Красным факелом», или «Глобусом»!.. Мы бы сделали революцию в театральной жизни города! Интересно, сколько артистов осталось бы там, а сколько ушло, работая и не получая зарплаты. На месяц!.. 
   Но - всё! Об этом - молчу!!! 
  - Вообще, Сергей Михайлович, это замечательная находка - Классический театр при Художественном музее! Спайка просто удивительная. Полагаю, ни в одном регионе России ничего подобного нет! Поэтому, говоря о театре, работающем в Музее, никак нельзя не сказать о самом Музее! Вы располагаетесь в здании бывшего областного комитета КПСС. Историческое по нынешним временам строение!..
  -Это верно! В моем нынешнем кабинете сидел секретарь обкома по идеологии... 
  - В Классическом театре, если я правильно понял, постоянный аншлаг. А в Музее? Насколько активно ходят сюда люди?..
  - Тут все немного иначе, чем в театре... У Художественного музея, как государственной организации есть и государственное задание. Согласно ему, к нам должны приходить посетители в количестве не меньшем, чем 151 тысяча в год. То есть, каждый десятый житель города!  
   
Окончание интервью читайте здесь.
15 января 2019

Комментарии (0)